Аварийное расписание было приказом подготовиться к неожиданностям. Оставалось одно — собрать чемодан. Это не заняло много времени. Я сложил бумагу, карандаш, запасные лампы и всякую прочую деликатную мелочь. На палубе были приготовлены шесты, которым предстояло работать в качестве радиомачт, всякие тросики и т. д. и т. п. Короче говоря, для аварийного случая все было заранее приготовлено и продумано.
Режим, на который мы перешли, распрощавшись с «Литке», был зимним режимом. Оставив какие-либо попытки выбраться из ледового плена, корабль берег силы до весны. Это было нелегко. К весне мы могли выйти нодготовдениыми только в одном случае — сохранив уголь. Но… Это «но» оказалось достаточно большим. Зимовали мы не где-нибудь, а в Арктике, с ее лютыми морозами. Уголь был нужен не только машинам, но и людям.
Угля было мало. Из 3500 тонн, с которыми мы вышли в путь, оставалось лишь 400 тонн. На корабле стало холодно, но все же это был наш дом, к которому мы привыкли и без которого просто не мыслили себе жизни…
* * *
13 февраля 1934 года, после обеда, капитан Воронин, проявлявший большой интерес к наблюдениям Факидова, зашел в его палатку, разбитую на льду. Капитан стал свидетелем резкого движения пузырька в уровне прибора. Воронин знал, что за движением пузырька последует движение льда. Он немедленно вернулся на корабль, и вовремя. К «Челюскину» двигался возникший вал.
Мы всегда запоминаем то, что связано с большими эмоциональными потрясениями. Неудивительно, что я помню этот хмурый день 13 февраля так, словно он был вчера.
Сплошная низкая облачность. Часы показывали что-то около трех часов дня, но день очень короток. Кругом серо. Видимость отвратительная.
В эту промозглую отвратительную погоду я стоял на палубе — и вдруг крик вахтенного матроса: — Товарищ капитан, по левому борту трещина! На первый взгляд не произошло ничего страшного. Трещина образовалась тоненькая и сверху выглядела как волосок, но определилась опасность. Кто-то выскочил на лед, бросил поперек трещины доску, и на наших глазах доску стало медленно разворачивать.
Где-то за горизонтом происходило сжатие. Одна половина поля стояла на месте, другая двигалась. Трещина, перпендикулярная к борту корабля, прибежала издалека и уперлась в него. Лед неотвратимо скользил вдоль трещины. На нас наваливались миллионы тонн.
Нагнувшись за борт, я стал очевидцем происходившего. Борт корабля пучился, как картонный. Потом как бы грохнули пулеметы — это сорвались с мест тысячи заклепок. Корабль дрожал, стонал, кряхтел, как живое существо.
Борт в надводной части разорвало метров на двадцать. Нутро корабля выворачивалось наружу. Глядеть — на все это было очень страшно. Часть борта отвалилась на лед, а вместе с ней полетели зубные и сапожные щетки, книги, разного рода утварь, подушки, одним оловом, то, что оказалось в каютах, попавших под этот удар. На редкость нелепо и неестественно выглядели на арктическом льду обыденные житейские вещи. Им тут было явно не место.
Наглядно убедившись, что дело дрянь, я опрометью бросился в радиорубку. Хозяйство в рубке настолько знакомо, что можно орудовать с закрытыми глазами. Орудовать-то можно, но результаты получить гораздо сложнее. Мертвая тишина. Привычный выключатель света превратился в ненужную бутафорию. Включение рубильника не вызвало знакомого урчания умформера под столом. Диагноз ясен — нет тока.
Да что они там, черти полосатые, в машинном отделении! Хватаю огромную телефонную трубку, висящую в таком зажиме, из которого она не выскочит ни при какой качке.
— Машинное отделение! Машинное отделение!
В ответ полная тишина: либо не работает телефон, либо бездействует все машинное отделение. Но мне нужен ток. Да не только мне. Уже наступили сумерки. Короткий полярный день кончался. В трюмах и в машинном отделении стало совсем темно. Что делать? Пустить в ход расположенный на корме аварийный дизелек!
Карьером мчусь по обледенелым ступенькам, скользя, как это любят делать моряки, по поручням. Скорее вниз, на корму! Аварийный дизелек на месте, в своем маленьком помещении. Около дизелька на коленях наш экспедиционный моторист, чудесный товарищ, совершенно не ко времени решивший обратиться к господу богу. Задыхаясь от волнения, он спешит сообщить богу, что попал в арктическую экспедицию исключительно по легкомыслию и больше уж никогда такой глупости делать не будет. Он просит господа бога учесть, что у него маленькие дети и, если он утонет, то, кроме бога, о его детях позаботиться некому. Одним словом, на господа бога он надеялся больше, чем на кого бы то ни было.
С одной стороны, было интересно наблюдать эту картину, но времени для психологических этюдов не оставалось. Пришлось срочно заняться антирелигиозной пропагандой, насыщая свою речь густым фольклором. Почему не работает дизель?
Моторист очухался и сказал, что маленькая, но существенная деталь находится на ремонте в машинном отделении. Это, конечно, было очень мило. Карьером мчусь в машинное отделение… То, что я там увидел, выглядело совсем безрадостно. В слабом свете, просачивавшемся через какие-то двери и люки, зловеще блестело зеркало воды. Трапы уже наполовину затоплены, а вода, булькая, продолжала прибывать. Искать деталь от дизеля было занятием бесполезным, и я побежал обратно в радиорубку.