Появились первые сообщения о подготовке к походу ледореза «Литке» и ледокола «Красин». Надо заметить, что это был сложный шаг. Оба корабля, изрядно истрепанные полярной навигацией, требовали серьезнейшего ремонта. К тому же «Красин» находился в доках Кронштадта, и для того, чтобы оказать нам помощь, должен был совершить кругосветное путешествие.
Тогда мы этого не знали, но позднее стало известно, что Валериан Владимирович Куйбышев обратился за помощью к Сергею Мироновичу Кирову, возглавившему ленинградскую партийную организацию, со следующей телеграммой:
«В Ленинграде стоят на ремонте ледоколы „Ермак“ и „Красин“. Положение экспедиции Шмидта таково, что окончательное спасение всего состава экспедиции может растянуться в связи с дрейфом льдов до июня и дольше. Если принять меры к срочному ремонту „Ермака“ и „Красина“, то они смогли бы сыграть решающую роль в деле спасения Шмидта и ста человек его экспедиции… Прошу детально ознакомиться с этим делом и поднять на ноги всю партийную организацию и массы рабочих для срочного ремонта „Красина“, имея в виду, что, быть, может, от этого будет зависеть спасение героев Арктики».
Этот шаг Правительственной комиссии одобрил и президент Академии наук СССР, председатель Полярной комиссии А. П. Карпинский. «Если до наступления тепла, — сказал он, — не все челюскинцы будут доставлены на берег, „Красин“ заберет тех, кто останется на льду. Посылка „Красина“ — мудрая страховка на этот случай».
Коммунисты и беспартийные рабочие поняли, сколь ответствен труд, который им предстоит. Закипела жаркая работа, ставшая еще одной гранью того великого подвига, который совершала страна. 27 февраля Шмидт получил радиограмму. Все собрались вечером в бараке. Со всех сторон вопросы:
— Эрнст, что случилось, почему нас собрали?
— Есть кое-какие новости. ТАСС приготовил специальный обзор «Сводка ТАСС для челюскинцев»…
Отвечал как можно равнодушнее, чтобы усилить эффект сюрприза, но наши проницательные Пинкертоны догадываются:
— Старик, ты что-то темнишь!
Развожу руками, пытаюсь перевести разговор на другие темы — не отступают. В этот момент в барак входит Отто Юльевич, и разговоры прекращаются. Уф! можно, наконец, вздохнуть спокойно.
Шмидт зачитывает несколько телеграмм о подготовке авиационных дел, затем о ходе ремонта «Красина» и, наконец, самое главное, из-за чего был собран коллектив.
«Лагерь челюскинцев, Полярное море, начальнику экспедиции Шмидту.
Шлем героям-челюскинцам горячий большевистский привет. С восхищением следим за вашей героической борьбой со стихией и принимаем все меры к оказанию вам помощи. Уверены в благополучном окончании вашей славной экспедиции и в том, что в историю борьбы за Арктику вы впишете новые славные страницы.
Сталин, Молотов, Ворошилов, Куйбышев, Орджоникидзе, Каганович».
Раздается такой взрыв аплодисментов, такое дружное «ура», что, кажется, закачались даже стены барака. Затем полетел в эфир наш ответ:
«Полярное море, 28 февраля.
С непередаваемым восторгом экспедиционный состав и экипаж „Челюскина“ заслушали приветствие руководящих членов ЦК ВКП(б) и правительства…
В лагере челюскинцев, на льду, не ослабла энергия. Мы знаем, что наше спасение организуется с истинно большевистскими энергией и размахом, мы спокойны за свою судьбу, но не сидим без дела. Насколько возможно, продолжаются научные работы, упорно строим и улучшаем наш лагерь, чтобы пребывание на льду было достойно советской экспедиции…»
Строительство аэродромов было главной нашей работой. Требовала эта работа бездну сил. Все прекрасно понимали: в любой час надо быть готовыми к приему самолетов.
Работа была тяжкой. Усилий аэродромной команды явно не хватало. Расчистка аэродрома входила в обязательное трудовое расписание всего личного состава.
Океан играл с нашей льдиной, то, сжимая, то, отпуская ее. Отсюда — трещины и торосы. Трещины надо было срочно конопатить снегом и льдом, чтобы они поскорее смерзлись, торосы — срубать. Прибавилась еще бурлацкая работа. В связи с опасностями, порожденными трещинами, мы решили перевезти на аэродром наш самолет. Всеобщий любимец механик Жора Валавин трогательно, мобилизовав на подмогу наших плотников, починил свою «шаврушку». Заклеивали ее столярным клеем, а когда не хватило ремонтных материалов, реквизировали у женщин английские булавки.
Четыре километра потребовали, прежде всего, строительства дороги. Чтобы открыть путь огромным саням, на которые погрузили «шаврушку», челюскинцы срубили ропаки, а затем, впрягшись в бурлацкие лямки, потащили амфибию к летному полю. Два с половиной часа тяжелейшей работы открыли возможность двум людям — Валавину и Бабушкину покинуть наш лагерь. Они благополучно долетели до мыса Ванкарем на английских булавках и могли гордо сказать, что были единственными челюскинцами, которых никто не спасал.
Погосов застрелил медведицу с медвежонком, обеспечив нас свежим мясом — продуктом, которого явно не хватало.
К слову сказать, для одного из челюскинцев это событие обернулось большой неприятностью. Полярники знают, как опасна печень белого медведя, и лучше ее, но есть. Иногда люди заболевали, а иногда, как говорят медики, наступал летальный исход. Белопольский слушал эти рассказы и посмеивался. Наш юный самоуверенный биолог считал их сказками, и, когда Погосов подстрелил медведицу, Белопольский, чтобы доказать, как побеждаются предрассудки, съел печень.