Обилие информации не случайно. В следующем номере, под той же рубрикой «Арктика в 1933 году», «Правда» опубликовала большую статью Владимира Юльевича Визе. Это была программа. Деловая, спокойная и, как всегда у Визе, очень глубокая.
Статья рассказывала об открытии новых станций, о расширении геофизических исследований, о запусках радиозондов, о постройке (это сообщение хочется выделить особо) авиационных баз для исследования Арктики с воздуха.
Такого рода шаги, предпринимавшиеся в 1933 году, требовали от страны больших усилий. Предстояло подключить к арктическим делам целые отрасли промышленности. Настало время создавать надежную и удобную арктическую технику.
«Авиационной службе в Арктике, — писала „Правда“ 11 июля 1933 года, — нужны специальные самолеты. Работающие над созданием таких самолетов известный авиаконструктор А. Н. Туполев и молодые инженеры Четвериков, Шавров и Яковлев дали уже удачные образцы, отвечающие условиям севера. Сейчас конструкторы работают над разрешением вопросов, связанных с полетами полярной ночью, в пургу и туманы».
Вся эта огромная созидательная работа — акт не только научно-технический, но и политический. В Европе бушевала политическая пурга. Кое-кто старательно напускал туман. Темная ночь германского фашизма уже надвигалась на человечество.
Мы собирались в дорогу, а в адской берлинской кухне уже стряпалась одна из грандиознейших в мире провокаций — процесс о поджоге рейхстага, первый акт великой трагедии, унесшей жизни миллионов. На земле отчетливо определялись два противоположных политических полюса. Волей обстоятельств и подготовка к нашему походу, и сам поход стали предметом пристального внимания советской и зарубежной прессы…
Новорожденное Главное управление Севморпути и его энергичнейший начальник очень быстро заявили о себе. Тщательно обосновав идею нового полярного сквозного плавания, Шмидт обратился в правительство. Его планы и намерения энергично поддержал заместитель председателя Совнаркома СССР Валериан Владимирович Куйбышев. 20 марта 1933 года Куйбышев представил в ЦКВКП(б) соответствующую докладную записку. Все эти хлопоты и окончились правительственным решением. Ввиду большой ответственности за новую экспедицию возглавить ее поручили самому О. Ю. Шмидту, его заместителями назначили И. А. Копусова и И. Л. Баевского. Отто Юльевич начал подбирать кадры для будущего похода. Одно из первых писем было отправлено Владимиру Ивановичу Воронину, который привел в Мурманск из Японии «Сибирякова». Воронин понимал и поддерживал Шмидта. В своем ответе капитан писал:
«Повторить рейс „Сибирякова“ необходимо, чтобы рассеять неверие в этот путь, необходимый Советскому Союзу, а неверие есть у многих, многие считают рейс „Сибирякова“ счастливой случайностью».
Почти одновременно с Ворониным приглашения стали получать и другие сибиряковцы. Шмидт старался взять как можно больше испытанных людей, на которых мог положиться. Сибиряковцы, продемонстрировавшие в своем трудном плавании сплоченность, энергию и волю, были проверенными кадрами. Естественно, что большинство, из них стали участниками новой экспедиции.
Если с людьми было все ясно, то с судном все выглядело туманно и неопределенно. Шмидт и Воронин строили свои планы на том, что в путь уйдет судно ледокольного типа. Корабль должен был обладать достаточным тоннажем, так как предстояло доставить смену зимовщиков и большое количество грузов на остров Врангеля. Однако корабля, соответствующего требованиям комплексной арктической экспедиции, не оказалось. Было решено отправить в плавание судно, достраивавшееся по заказу Советского Союза в Копенгагене.
* * *
Пароход «Лена», сооружавшийся на верфи фирмы «Бурмейстер и Вайн», для такого похода был, как говорится, не подарок. Заказал его Совторгфлот, получал — Главсевморпуть. Естественно, что эти организации предъявляли кораблю не совсем одинаковые требования. Для решения задач, которые ставил Главсевморпуть, новый пароход годился лишь в минимальной степени. Конечно, лучше было бы взять вместо него другой, но другого просто не было…
Когда 5 июня 1933 года, блистая новехонькой краской, корабль прибыл из Копенгагена в Ленинград, авторитетная комиссия, в состав которой входил знаменитый русский кораблестроитель академик А. Н. Крылов, не пришла от него в восторг: комиссия признала судно построенным без учета заданных условий и непригодным для ледового плавания.
Весьма сурово оценил пароход «Лена» и Владимир Иванович Воронин: набор корпуса слаб, прочность редких шпангоутов не соответствует требованиям ледокольного судна, корабль очень широк, что создает условия для невыгодных ударов о лед. Одним словом, судно настолько не понравилось Воронину, что он напрочь отказался стать его капитаном. Только авторитет Шмидта и добрые многолетние отношения этих людей заставили Владимира Ивановича изменить первоначальное решение.
Стало ясно, что трудный путь от Ленинграда до Тихого океана предстоит пройти не на ледоколе, а на слегка усиленном пароходе. Что говорить! Осложнение, заставлявшее вспомнить мрачноватую солдатскую поговорку «Либо грудь в крестах, либо голова в кустах». Отдавая себе, ясный отчет во всем, чем чревато его решение, Шмидт рискнул, и этот риск был оправдан. Шмидт понимал, что если плавание удастся, то все разговоры о невозможности пройти Северный путь в одну навигацию (а эти разговоры продолжали мешать в работе) смолкнут раз и навсегда. Никому больше не удастся вытащить такой аргумент, как исключительно благоприятная ледовая обстановка, которая, если верить противникам, была единственным объяснением удачи экспедиции «Сибирякова».