— Сейчас начнут ломать дверь, — сказал я, чтобы не молчать.
— Что вы, зачем ее ломать, я же говорил, что оставил ее открытой.
— А звук включить можно? — спросил я, кивая на экран.
— Конечно, конечно, как это я сам не догадался!
Гутмахер протянул руку и дернул за какой-то рычаг. Тут же «включился звук».
Он оказался совершенно естественным, без механических искажений, но слегка приглушенный, как будто разговаривали в соседней комнате. Причем, слышно было только тех людей, которые привлекали в данный момент наше к себе внимание.
— Это круто! — только и смог признать я.
В это время раздался скрип половицы, и в прихожую «просочился» боец в маске.
— Чисто! — скороговоркой сказал он. Боец был плохо различим в полутемной прихожей. «Кино» было просто-таки в режиме «Реалити-шоу». После него появился другой, видимо, напарник, тот пробежал мимо первого в комнату, водя из стороны в сторону стволом автомата.
— Чисто! — сообщил теперь он.
Дальше смотреть было неинтересно. У Брюса Ли это получалось более художественно и драматично.
Минут десять авангардная группа таким образом бегала по всему дому, перескакивая из комнаты в комнату. Никого не обнаружив, они постепенно собрались в гостиной.
— В доме все чисто! — сообщил кому-то по рации человек в маске, как несложно было предположить, командир группы. — Товарищ генерал, все обыскали, в доме никого нет, — повторил он в рацию, выслушав ценные указания невидимого начальства, после чего не очень почтительно повторил неслышный нам приказ: — Есть, обыскать еще раз.
— Ребята, давайте еще раз и повнимательнее. Генерал говорит, что они должны быть в доме, — приказал он столпившимся в гостиной воинам.
ОМОНовцы без особого рвения вновь парами разошлись по дому. Они были уверены в результатах первой проверки, больше не играли в войну и попусту не усердствовали.
— Может, у них здесь есть подземный ход? — предположил один из бойцов, возвращаясь к вновь собравшейся группе.
— Это уже не наша проблема, — откликнулся командир. — И так из-за этих козлов у меня выходной пропал.
Кого он назвал «козлами», нас или своих начальников, я не понял. А вообще, бойцы вели себя вполне прилично, зря не ругались и не мародерствовали. Просидев с четверть часа без дела, чтобы продемонстрировать начальству свою тщательность и рвение, командир вновь доложил генералу, что в доме никого нет.
— Есть, отбой, — повторил он за начальником и отключил рацию.
— Сейчас сам прибудет, — порадовал он товарищей.
— А не хило живет бандит! — сказал рослый боец, оглядывая интерьер.
— Видать давно в бизнесе.
— Да, поди, отобрал дом у какого-нибудь коммуняки. Сразу видно, беспредельщик.
Гутмахеру такие комментарии не понравились, и он несколько раз смущенно кашлянул, как бы отвлекая нас от ложных измышлений милиционера.
— Какие глупости, никакой я не бандит! — подумав с минуту, неожиданно сказал он.
Однако, до конца профессор оправдаться не успел, приватные разговоры бойцов были прерваны прибытием высокого начальства. В гостиную вошли двое пожилых мордоворотов в штатском, и ОМОНовцы дружно встали.
— Товарищ генерал, — доложил более внушительному из этой упитанной парочки командир отряда, — объект захвачен, пострадавших нет.
В доме никого нет.
— Хорошо обыскали? — хмуро поинтересовался генерал. — Наружка докладывает, что отсюда никто не выходил.
— Так точно, все обшарили, может они раньше ушли?
— Не похоже, машина во дворе, следов никаких, а соседи видели хозяина с фигурантом сегодня утром. Ладно, разберемся. Можешь выводить группу.
ОМОНовцы, не дожидаясь особого приглашения, спешно удалились. В комнате остались только двое начальственных господ.
— Ну, и что будем делать? — спросил более массивный, тот, которого мы уже могли идентифицировать как генерала у второго помельче.
— Оставь засаду и наблюдение, — распорядился второй, не такой мордастый, но, судя по тону, более высокий начальник. — Куда они, в конце концов, денутся. Да, распорядись проверить дом, чем черт не шутит, может быть, здесь есть тайники.
— Тухлое это дело, — пожаловался генерал. — Главное — было бы кого ловить! Этот засранец Крылов — типичный лох, не говоря уже про старого жидяру и их блядь. Главное, не пойму, кому они так насолили, что нас всех на уши поставили.
Нам, охарактеризованным так кратко и емко, генеральское суждение о себе не очень понравилось.
— Нет, подумайте, какой хам! — возмутилась Оля.
— К антисемитизму я привык, меня трудно этим удивить, — задумчиво поведал нам Гутмахер, — но оскорбить женщину, да еще такую!
Один я промолчал. То, что я «засранец» и «лох», по мнению милицейского гондона, как и уничижительные замечания в адрес товарищей, меня никак не задели.
Однако, Аарон Моисеевич, кажется, думал иначе. Ничего нам не сказав, он покрутил какую-то ручку на стенном пульте.
— Меньше знаешь — крепче спишь, — между тем ответил генералу его собеседник. — Нам приказали — мы выполняем. Ты это чего, Витя?
— Вчера, видать, немного перебрал, — ответил тот, отирая ладонью вспотевшее и заметно покрасневшее лицо. — Чего-то в груди печет.
Он оперся рукой о стол и тяжело опустился на стул. Около минуты «Витя» сидел неподвижно, потом повел шеей так, словно она затекла или отгоняя наваждение.