Что «но», я сказать не успел. Скрипнула входная дверь, я машинально обернулся, и слова застряли у меня, как говорится, в горле.
Скрипнула входная дверь, я машинально обернулся, и слова застряли у меня, как говорится, в горле. В столовую вошла Ольга Глебовна Дубова. Вид у нее был сосредоточенный и отрешенный. Не глядя по сторонам, она села за столик возле двери. В столовой, кроме двух официанток, болтавших в углу зала, были только мы с Гутмахером, и удивительно, что она меня не заметила.
— Извините, пожалуйста, я сейчас, — сказал я Аарону Моисеевичу и, выбравшись из-за стола, подошел к девушке.
Придумать какую-нибудь шутку я не успел, а потому просто сел напротив нее. Ольга вздрогнула, подняла на меня глаза и, почему-то не удивившись, слабо улыбнулась.
— Оля, в чем дело, как ты сюда попала?
— Поесть зашла, а вообще-то, я тебя разыскиваю.
— Меня! — поразился я. — Ты это серьезно? Тогда почему здесь, а не на Красной площади или на Канарах?
— Потому, что там тебе делать нечего, а где-то здесь ты должен был обязательно появиться. На тебя в доме Дмитриева устроили засаду.
Меня такая осведомленность о моих планах, мягко говоря, насторожила, и я не нашел ничего лучшего, чем задать дурацкий вопрос:
— А если я там не появлюсь?
— Должен появиться, раз тебя там будут ждать.
Рациональное зерно в такой логике было, только неясно, какое.
Я даже подумал, что об этом стоит поразмыслить на досуге.
— А почему ты не у Круговых?
— С этими гадами покончено, — сердито нахмурив брови, сообщила девушка. — Слушай, а почему ты в меня не влюбился?
— Не знаю, — честно признался я. — Может быть, не успел или не могу забыть жену. Потом, ты увлеклась Андреем, и мне показалось, что это всерьез и надолго.
— Мне тоже, — грустно подтвердила девушка. — Кто же мог подумать, что он такой жлоб и скопидом.
— Оленька, не говори загадками, — взмолился я. — Что произошло?
— Да, собственно ничего особенного. Когда ты уехал, эти гады начали между собой шушукаться. Я сначала не придала значения, а потом «мамусик» мне объяснила, что они тебя подставили, чтобы выгородить своего Андрюшу.
— А ты этого сразу не поняла?
— В том-то и дело, что нет. До меня дошло, когда Валентина стала меня просвещать, что мы должны думать только о своей семье, и если я собираюсь быть Андрею верной женой, то должна забыть своих родственников, ну и тому подобную муть. Я сначала не придала значения, а потом стала подслушивать…
— Подслушивать нехорошо, — машинально сказал я.
— Ага, нехорошо! Мне что, нужно было уши себе затыкать? Знаешь, как они стали орать, когда ты пропал с их гребанной машиной! Ты ее, кстати, куда дел?
— Продал, — соврал я.
— Правильно сделал. Так вот, когда ты пропал, все про них и выяснилось. Так мало того, что они тебя проклинали, они сначала поливали друг друга, а потом принялись за меня. Мол, у нас семья жуликов, и я не достойна быть женой их сыночка. Валька вообще сказала, что мы люди разного круга. Ну, я им и выдала, чтобы моих родственников не оскорбляли!
— Откуда они знают твоих родственников? — удивился я.
— Ну, ты, Леш, и тупой, ты же мой двоюродный брат!
— А, в этом смысле…
— Ну, сам понимаешь, слово за слово, в общем, поругались.
— Так тебя, что, выгнали из дома?
— Ага, выгнали! Наоборот, они меня в заложницы взяли!
— Как это в заложницы?!
— А вот так! Я, правда, сама немного виновата, ляпнула папашке, Витамину Онанизмовичу, что он за месяц взяток берет больше, чем стоит их гребанная машина.
Леш, ей Богу, не вру, мне Андрей хвастался, какой у него папаня крутой. Правда, видать, глаза колет, они после моих слов совсем озверели и взяли меня в заложницы.
— Что, так и сказали, что берут в заложницы?
— В том-то и дело, что сказали, а потом заперли в комнате на втором этаже. Мол, если ты им машину не вернешь, то они меня тебе будут по частям возвращать. Ну, скажи, не козлы они после этого?
— Так ты от них после этого сбежала?
— Ну, не сразу… После того, как они меня целый день голодом проморили.
— Ольга, ты героиня! Как только тебе удалось спуститься с такой высоты?
— Это как раз легко. Связала простыни и по ним слезла.
— Они тебя что, не охраняли?
— Как это не охраняли! Очень даже охраняли, у них же во всем доме сигнализация.
— Ничего не понимаю, так как тебе удалось сбежать?
— Убежала, пока они пожар тушили.
— Ты можешь толком говорить, какой еще пожар? — начал сердиться я на ее бестолковый рассказ.
— Леш, а что это с тобой за мужик, по-моему, очень даже импозантный. Он кто, грек?
— Еврей. И остынь, он тебе в дедушки годится.
— Ну, не скажи, евреи, говорят, хорошие любовники. Так вот, когда я окно открыла, то зазвенела их гребанная сигнализация. Тогда я залезла на подоконник и в комнату гранату бросила, а сама, пока она еще не взорвалась, быстренько спустилась.
— Ты в своем уме? Какая еще граната?!
— Леш, ты только не обижайся, я ее у тебя из сумки взяла. Ну, ту, немецкую, вторую.
— Так! А ты случайно никого не убила? Ты говори, не стесняйся!
— Леш, ты что, на самом деле, я что, дура, что ли? Я сначала собрала на кровать со всей комнаты тряпки и подушки, сделала из них гнездышко, это, чтобы осколки не разлетелись, и только потом бросила. Это, наверное, из-за тряпок пожар и начался…