Она опустилась на пуфик и протянула ногу. Мне ничего другого не осталось, как стать перед ней на колени и разбираться с молнией. Женская нога в мужских руках, да еще ладненькая, даже обутая в стоптанный сапог, это…
Я вовремя вспомнил, кто такая незваная гостья, и сумел перестроиться на прозу жизни. Дело сразу пошло на лад, и молнию я расстегнул, не нанеся ущерба ни соблазнительному чулку, ни нравственности хозяйки.
Пока я возился с сапогом, Ольга Глебовна успокоилась и только изредка конвульсивно всхлипывала. Я налил ей холодного сока, и она, стуча зубами по краю стакана, залпом его выпила.
— Вы в порядке? — процитировал я самую популярную фразу американских боевиков.
Агент коротко кивнула.
— А теперь рассказывайте подробно, кто вас на меня навел, кто вы такая и что вам поручили сделать.
Я, чтобы наш разговор не был совсем похож на советский детектив, вовремя остановился, чтобы не спросить, какое у девушки «задание», заменив это слово на более мягкую форму — «поручение». Ольга Глебовна скорбно вздохнула, опять помахала перед лицом руками и приступила к «чистосердечному признанию»:
— У меня есть, был… нет, есть друг, он… нарк, сидит на игле, — она помолчала, а у меня сделалось кисло во рту, так мне не нравится эта модная молодежная болезнь и ее жертвы.
Ольга Глебовна скорбно вздохнула, опять помахала перед лицом руками и приступила к «чистосердечному признанию»:
— У меня есть, был… нет, есть друг, он… нарк, сидит на игле, — она помолчала, а у меня сделалось кисло во рту, так мне не нравится эта модная молодежная болезнь и ее жертвы.
Я ждал, что она скажет еще, и девушка тяжело вздохнула и продолжила рассказ:
— Я долго не знала, что он колется, а когда узнала… впрочем, это неважно. У него большие долги, и они мне сказали, что, если он их не отдаст, то его убьют. Вот, собственно, и все.
— То есть как все? А при чем тут вы и тем более я?
— Ах, это, ну эти, которым он должен деньги, велели, чтобы я пробралась к вам и, и… — она замялась, но все-таки договорила, — чтобы я вам… понравилась, вы меня понимаете? Тогда они его не тронут. — Она опять замолчала.
— Это они вам дали документы страхового агента?
— Да, и книжку велели прочитать о страховке, чтобы вы ни о чем не догадались. Этот, который меня грузил, сказал, что вы фраер, и если я вам дам…
«Фраер» меня заинтересовал — это слово сейчас редко употребляется, таким термином пользовалось старшее поколение уголовников. Пошлый в данном контексте глагол «дать» я вежливо не заметил.
— И что от меня нужно этим людям? Они дали вам конкретные инструкции? — задал я праздный вопрос.
— У вас есть какой-то меч. Я, честно говоря, не очень поняла. Вы сами должны знать, что им нужно, если вы его отдадите, то спасете человека, а я буду, буду, ну, вы понимаете, — не очень вразумительно объяснила девушка.
— Вы так любите своего парня?
— Да. Нет. Я теперь ничего не знаю…
— Он знает, что вас заставляют делать?
— Да, — коротко ответила Ольга Глебовна, вспыхнула и жалко съежилась.
У меня есть собственные способы отличать правду ото лжи. Скорее всего, она говорила правду.
Мы молча сидели на кухне. Ольга Глебовна снова заплакала, тихо и безутешно. Мне не было жалко ее наркомана, способного продать свою девушку за дозу героина. Пусть это жестоко звучит, но меня совершенно не интересовали его судьба и продолжительность жизни.
— Я не отдам… — начал было говорить я, но меня прервал телефонный звонок. — Извините, — сказал я гостье и снял трубку. — Слушаю?
— Три штуки, братан, больше не могу, — сказал голос «офицера» Вовы.
— Это твои проблемы, — холодно ответил я. — Если хочешь, за остаток возьму в зачет Поэта.
— Я же тебе говорил… — сердито пробурчал Вова и первым повесил трубку.
— Так вот, при всей симпатии к вам, я не отдам этот самый меч, — сурово проговорил я, но опять запиликал телефон. Видимо, Вова решил поторговаться.
— Я сказал, что это минимальная цена! — гаркнул я в трубку.
— Какая цена? — поинтересовался голос Поэта Дмитриева.
— Это я не вам, Иван Иванович, — без паузы ответил я.
— Вы меня так сразу узнали? — промедлив несколько мгновений и почти скрыв удивление, спросил Поэт.
— Да, и я как раз говорю вашей посланнице, что саблю вам не отдам.
— Она вам объяснила, что будет с ее молодым человеком?
— Естественно, только мне непонятно, за кого вы меня держите? Мне все равно, что с ним случится.
— Тогда вы можете считать его покойником, — спокойно пояснил Иван Иванович.
Как и в случае с Ольгой Глебовной, я ему сразу поверил. На душе сделалось муторно, но я сумел взять себя в руки:
— Это не мои проблемы. Меня интересует другое, что вам так далась моя сабля?
— Я же вам говорил, что собираю коллекцию старинного русского оружия.
— Можете поверить мне на слово, эта сабля не русская. К тому же, насколько я наслышан, вы не так бедны, чтобы предлагать за нее смехотворную цену.
— Вы уже наслышаны обо мне? — задумчиво спросил Поэт, — похоже, вы не так просты, как кажетесь…
Комплимент я проигнорировал. Не дождавшись комментариев, Дмитриев продолжил:
— Мне не хотелось платить за то, что вам не принадлежит.
— Почему же не принадлежит, я добыл ее в честном и даже неравном бою, справьтесь у Магистра, — добавил я по наитию и, кажется, попал «в яблочко».