Интонации указывают на недоверие. Плохой признак, но предсказуемый, а на сей ядовитый укус у меня имеется отличнейшее противоядие.
Вздыхаю, расслабляя плечи:
— Сразу видно, что вы проницательный человек… Хотите, расскажу все без утайки?
Он ответил быстро и прямо:
— Хочу.
А вот неуправляемое любопытство его когда-нибудь погубит… Ну да ладно.
— Конечно, платить за подобные бредни такой уважаемый и ученый человек, как граф Галеари, не стал бы. Мне повезло, только и всего. Так получилось, что друг моей юности оказал хранителю библиотеки весомую услугу, а когда встал вопрос об оплате, подвернулся я со своими бедами. Ив всегда был великодушен и щедр, вот и теперь замолвил за меня словечко перед графом, в итоге все остались довольны.
— Все ли? — Темные глаза смотрят одновременно лукаво и испытующе.
А я молодец, вложил-таки в голос нотки разочарования, вызывающие у собеседника желание копнуть поглубже.
— Почему бы мне не быть довольным? Есть служба, есть столичные круги, в которые я допущен, есть жалованье. Что еще нужно для счастья?
Незнакомец улыбнулся, не разжимая губ, и выдержал паузу, прежде чем пояснить свое сомнение:
— Вы уже не мальчик, верно? А все прозябаете на побегушках. И в столице наверняка бываете нечасто, а когда бываете, за неделю спускаете все, что вам выплачивают, да еще залезаете в долги… Я угадал?
Молчу, небрежно перекатывая по столу перо.
Рыбка попалась? Похоже на то. Но она-то мнит себя рыбаком, а потому мне нужно быть вдвойне осторожным.
— К чему этот разговор?
Светлые брови незнакомца нервно дернулись.
Не ожидал холодного отпора? Зря. Скромный собиратель легенд довольно хорошо чувствует подоплеку расспросов и не скрывает, что ему все понятно, но соглашаться на первое же попавшееся предложение? Фи! Это не по-столичному. Жители Виллерима любят и умеют набивать себе цену. Наверное, потому что имеют право на подобное поведение.
— Ни к чему. Ровным счетом ни к чему.
Теперь уже он идет на попятный, желая заставить меня терзаться сожалениями об упущенных возможностях.
Ровным счетом ни к чему.
Теперь уже он идет на попятный, желая заставить меня терзаться сожалениями об упущенных возможностях. Потерзаюсь, пожалуй. Самую малость.
— А мне подумалось…
Беззаботное:
— Я только предположил.
Сидит, изучая меня насмешливым взглядом. Глаза, как торфяные лесные озерца, непрозрачные и опасные: стоит сделать неверный шаг, утонешь.
Поднимаю с пола и ставлю на лавку рядом с собой дорожную сумку. Укладываю сложенный альбом, медленно вытираю от туши перо, убираю в деревянный футляр. Стараюсь, чтобы движения выглядели привычными, но немножко дергаными, и, похоже, играю вполне убедительно: мой собеседник внезапно встает из-за стола.
— Значит, вы собираете истории о нежити?
Растерянно подтверждаю:
— Да, но больше — о чем расскажут.
— Я тоже могу кое-что вам рассказать. И даже показать.
— Стоящее?
Он усмехнулся:
— Почти бесценное. Если сопроводите меня к дому, накормлю вас ужином и… потешу познавательной беседой. А уж торговать услышанным будете сами.
— Но не забывая вас, верно?
— Как посчитаете нужным. Идемте?
— Одну минуту.
Я затянул ремни на сумке, достал из-под лавки посох и встал, ощутимо опираясь на него. Незнакомец удивленно приподнял брови:
— Вы больны? Что-то с ногами?
Кажется, увиденное несколько смешало карты моего собеседника… Но не поколебало, а потому пусть успокоится:
— Ничего опасного. Да и не в ногах дело: еще в детстве мое здоровье было слишком слабым, а с течением лет… Только вино от времени становится все крепче и крепче, но не люди.
— Да, не люди.
Он рассеянно кивнул, но предаваться воспоминаниям и размышлениям не стал, сразу предложив:
— Идемте, пока совсем не стемнело. Тут недалеко, места тихие, но береженого, как известно, берегут и боги, и демоны!
Во дворе трактира нас, как выяснилось, дожидался молодой человек лет двадцати семи — тридцати, угрюмый, русоволосый, коротко стриженный, одетый почти как наемник, и именно что «почти»: ни кольчужной сетки, ни прочих защитных ухищрений на виду. А прятать… прятать доспехи было особо негде: куртка распахнута на груди, виднеется полотно рубашки, плотно прилегающей к телу и изрядно пропитавшейся потом.
Мое появление вызвало на лице с крупными резкими чертами недовольную гримасу, а глубоко посаженные глаза незнакомца, уделив мне лишь мгновение внимания, недобро сверкнули:
— Милорд?
— Сколько раз я просил не обращаться ко мне подобным образом на людях! — проворчал мой собеседник, но, судя по отсутствию в голосе настоящей злобы, либо уже был привычен к оговоркам прислужника, либо… Допустил меня в свой личный Периметр или на границу оного.
Парня заслуженный упрек нисколечко не смутил:
— Нам пора отправляться.
— Знаю, знаю… — Тут незнакомец горестно всплеснул руками: — Ах, дырявая память! Вот что, Марек, иди вперед с моим гостем, а мне нужно оставить трактирщику заказ. Я вас догоню, не сомневайтесь! Надеюсь, в мое отсутствие ничего не случится?
Вопрос был обращен исключительно к русоволосому.
Тот не стал тратить на ответ слова, а презрительно сжал губы.
— Оставляю вас на попечение моего помощника. Он славный малый, но как и у любого совершенства, у него имеется крохотный изъян… Марек не любит людей.