Прошло не менее минуты прежде, чем Мэй спросил:
— Ты ничего не хочешь мне сказать?
Совершенно справедливо замечаю:
— Хотел бы — сказал бы.
Новая минута обиженной тишины.
— Так и будешь сидеть?
— Я бы предпочел лечь, но на сон времени не хватит.
Вопрос с вызовом:
— А на что хватит?
— На завершение дел.
А может, и на них не хватит. Не знаю. Мне нужно лишь дождаться кое-кого и изложить просьбу, а вот перепалка с эльфом в моих планах не предусматривалась.
— Это хорошо. Тогда давай завершим одно из них. — Следует пауза, видимо, необходимая, чтобы добавить следующему слову заметный нажим: — Мое.
— Что за дело? Никак не могу припомнить…
Мэй подошел к столу и протянул руку:
— Отдай.
Я с интересом посмотрел на подрагивающие в нетерпении тонкие пальцы.
— Что?
— Ты прекрасно знаешь!
Почесываю подбородок:
— Не-а. Даже не могу себе представить, о чем идет речь.
— Хочешь меня позлить?
— Скорее это ты стараешься испортить мне настроение странными загадками.
— Ты…
Пальцы сжались в кулак, не слишком объемистый, но ощетинившийся острыми костяшками и весьма убедительный.
— Отдай!
Закрываю глаза, чтобы не видеть исполненное негодования лицо эльфа. А еще — чтобы не выдавать собственных чувств. Потому что никак не могу понять, что именно чувствую.
— Пока не пояснишь, какую вещь имеешь в виду, не смогу решить, отдавать или нет. А кроме того… — Меня посещает внезапное озарение: — Не припомню, чтобы хранил чужое имущество. Все, что у меня есть, принадлежит только мне.
— Ты не посмеешь!
Оставляю грозный вскрик без ответа. У меня тоже есть пределы, как Мэй не понимает? Пределы терпения и понимания. Спираль поступков, похожих друг на друга, как капли воды, не должна стать бесконечной, решающий рубеж пройден. К тому же… Не зря в народе говорят: «Что в лапы дракону попало, то пропало»!
— Отдай! Я прошу.
Напоминаю:
— Право на просьбы ты потерял вместе с «искрами».
— Я был вынужден!
— Неужели? Ты сам сделал выбор.
— У меня не было выбора!
Приоткрываю один глаз, чтобы полюбоваться на разрумянившиеся от гнева щеки Мэя:
— Скажи честно: ты не хотел умирать.
— Да, не хотел! Я не мог, не имел права тогда умереть!
— Почему же теперь недоволен? Ты добился поставленной цели теми средствами, что подвернулись под руку.
— Твоими средствами!
— Я всего лишь предложил. Ты воспользовался. Но правил игры это не отменяет.
— Я не собираюсь играть по этим правилам!
— И не надо. Потому что партия давно окончена.
Он осекся, захлопав ресницами:
— Не отдашь?
А сколько в голосе разочарования… Интересно, на что рассчитывал эльф? Вспоминал наивную уступчивость и полагал, что все будет по-прежнему? Нет, длинноухая моя радость, прошлое благополучно завершило свое существование.
Мне нужно было меняться, и я изменился. Не в лучшую сторону? Так тоже бывает. Но зато теперь знаю, как следует поступать, особенно с капризными детьми, — нужно ограничивать их свободу.
— Нет.
Черты идеально красивого лица заострились, мигом растеряв нежную привлекательность, а мне вдруг подумалось: и что дальше? Он набросится на меня? Вырвет «искры» силой? Не припомню, чтобы подобное поведение вписывалось в рамки старых обычаев, однако Мэй далеко не всегда придерживается традиций своих соплеменников. Может, надо начинать опасаться?
— Отдай.
Почему он настаивает так упорно? Сначала старался всучить мне хрустальные висюльки, теперь загорелся желанием заполучить их обратно. А, наверное, все дело во мне: эльф догадался, что я каким-то образом связан с Драконьими Домами, и поскольку дядин пример навел племянника на не самые добрые мысли, Мэй желает уничтожить даже тень наших отношений. Значит, Стир’риаги ответил на вопрос именно теми словами, которые я с удовольствием забил бы ему в глотку… Что ж, не повезло. Но если потерпел поражение на одном поле боя, глупо дарить противнику победу на другом.
Мое молчание было истолковано превратно, эльф скривил тонкие губы.
— Хочешь, чтобы я умолял? Может, прикажешь встать на колени?
Он не понимает, насколько смешно выглядит со стороны, и не дает объяснить всю бессмысленность спора. Зачем я вообще связался с lohassy? В памяти проснулись мамины склонности и предпочтения?
Эй, что это он делает?!
Пока я мысленно рассуждал о причинах собственной глупости, Мэй глубоко вдохнул, закусил губу и бухнулся коленями в пол.
Доигрался… Переход словесной дуэли в сражение высокопарных жестов означает, что ее участники недостаточно опытны и умелы. Я мнил себя успешным дуэлянтом, но на поверку оказалось, что прямолинейная наивность зачастую достигает цели быстрее, чем самый хитрый финт. И как действовать теперь? Сдаться, полностью признав поражение и потеряв последнее влияние? Упорствовать дальше, рискуя окончательно обосноваться в представлениях эльфа как негодяй и мерзавец?
— Кхм! — Звучит требовательное покашливание. — Дверь была открыта, но все равно должен спросить — мне будет позволено войти?
— Разумеется. Я жду вас, мастер Гедрин.
Эти шаги в отличие от эльфийских звучали гулко и нарочито тяжело, зато остановить гномий натиск за все времена существования удавалось только панцирной пехоте, да и то лишь ее отборным подразделениям.