Но больше всего прочего — больше таинств власти над временем, пространством и волей — мне хотелось знать, почему. Почему отец защитил меня? Только выполняя долг слова, данного своей любимой, или же… Нет, не позволю себе ТАК думать, ошибка в решении этой задачки приведет к слишком печальным последствиям. Лучше займусь другой. Например…
— Ты все равно не сможешь напасть! — огрызнулся побежденный, но не сдавшийся пришелец. — Твое оружие служит лишь для защиты!
— И служит великолепно, не находишь? А большего мне и не нужно, если могу защитить свою семью от любой угрозы.
— Самая страшная угроза — это твое отродье! И от него ты не защитишься ничем!
— А надо ли? — усомнился мой отец. — Магрит была совершенно права: Джерон никогда не нападает первым.
— В отличие от твоей дочери, — вставил Ксо.
— Моя дочь неспособна даже на…
— Зато замечательно строит пустотные сферы.
Моррон резко повернулся к племяннику:
— Что я слышу? В мир снова вернулось запрещенное знание? Но для чего Шеррит понадобилось прикасаться к… этой грязи? Неужели не было иного средства? Кого она уничтожила?
— Попробовала уничтожить, — поправил Ксаррон. — Без успеха, к счастью.
— Но твои слова означают…
— Она пыталась убить дракона.
— Моя малышка?! Ложь!
— Спроси у нее сам, Скелли. Ловушка была расставлена и захлопнута, и если бы все свершилось, как задумано, мы бы ничего не узнали. Только твоей дочери не повезло, не на того напала.
— Ксо, прекрати ходить кругами! — рявкнул мой отец. — Кто должен был умереть?!
— Джер. И Эл, раз уж попался под ноги.
Моррон застыл на долгий вдох, потом начал медленно сжимать правую ладонь. В кулак? Ох, не хотелось бы! Если щелчок приводит к столь впечатляющим последствиям, что случится, если все пальцы соберутся вместе?
— Это неправда! — Глухая глубина голоса Скелрона опасно приблизилась к визгу. — Я доберусь до каждого из лжецов и…
— Папа!
Она стояла чуть в стороне, словно вошла не через парадный вход, а со двора. Позвоночник выпрямлен, как спица, и, верно, столь же безжалостно пронизывает спину, потому что черты лица Шеррит мелко подрагивают, словно от боли, кипящей где-то в глубине плоти. Черные волосы распущены и тяжелыми волнами стекают по плечам вниз, заканчиваясь только у талии пронзительно-белого платья, туго стянутой узорным поясом. Более из украшений на девушке нет ничего.
— Это правда, папа.
— Шерри, драгоценная моя…
— Я пыталась его убить.
Более из украшений на девушке нет ничего.
— Это правда, папа.
— Шерри, драгоценная моя…
— Я пыталась его убить.
— Но зачем?! Почему?! — Отец несостоявшейся убийцы самым первым из присутствующих задал волнующий меня вопрос.
И ответ приходит, медленно, но уверенно покидая бледные прикушенные губы:
— Мне стало страшно.
Стало. И продолжает быть. Я вижу в ее взгляде то, что мешает мне дышать. Страх. Необъятный, как бездна. Неужели я настолько ужасен? Лучше бы был ненавистен…
Все, последняя подробность выяснена. Больше не о чем спрашивать и не на что надеяться. Остается лишь одно: тихо уйти, освободив от своей близости ту, которая… Будет вечно меня бояться. И теперь еще больше, чем раньше, потому что видела бессилие передо мной самого разрушительного из известного драконам орудий убийства.
Пресветлая Владычица, ну за что?! В чем я виноват? Почему страх поселился именно в тех глазах, где мне хотелось бы найти…
— Любовь?
Кошка, сонно распластавшаяся по постели, служит уютным ложем подростку, в незапамятные времена нарочно заблудившемуся между детством и юностью. Светлые косички снова торчат в разные стороны и торчат криво, словно их хозяйка меньше всего времени и желания уделяет своему виду. Тоненький палец задумчиво рисует на пушистых, мерно вздымающихся боках, неразборчивые узоры.
— Зачем ты пришла?
— Разве нужен повод, чтобы заглянуть к старому приятелю?
Вернее, к старой игрушке. Конечно, повод не нужен. Но я слишком привык к тому, что меня не тревожат попусту — все время требуется участие в разных сомнительных и странных событиях.
— Попробую поверить.
— Да уж приложи хоть немножко усилий!
Куда они спрятали мою одежду? Ага, нашел! И даже почистили и постирали… Надо будет сказать «спасибо» тем из мьюри, что снизошли до забот обо мне. Непременно надо сказать. И скажу. Но уже перед самым уходом.
— Чем-то расстроен?
— Нет.
— А почему никак не можешь попасть ногой в штанину?
Ей не нужно знать. Почему? Она и так знает. А если старается вызвать меня на разговор, сегодня, в первый раз за прошедшую Вечность, потерпит неудачу. Мне сейчас нужно думать, а не сорить словами:
— Все так, как и должно быть.
— Ага!
Она перевернулась на спину, сползла с кошки и погрузила босые ступни в ворс ковра.
По весне стает лед,
Осень плод принесет,
Заберет старый год
Ночь в запас, день в расход.
Шалый бег вольных вод
Судьбы вместе сольет
Там, куда заведет
От ворот поворот…
Где она раздобыла эту песенку? Уж не подслушивала же под дверьми какого-нибудь сельского домишки? А впрочем, все равно. Вроде собрал, что нужно, остальное приложится… Пора.
— Я хочу побыть один, Эна.
— Твое желание — закон для меня!
Пресветлая Владычица отвесила шутливый поклон, выпрямилась, повернулась и зашагала прочь, остановившись лишь на короткий вдох, чтобы добавить: