Тедди отдавал себе отчет в том, что видит, но он также понимал, что это невозможно.
— Нет? Это вам тоже не по зубам?
— Этого не может быть.
— И тем не менее, — сказал Коули. — Снова одни и те же буквы. Взаимосвязанные анаграммы. Вы приехали сюда ради правды? Вот она, ваша правда, Эндрю.
— Тедди, — сказал Тедди.
Главврач смотрел ему в глаза с уже знакомым фальшивым выражением участия.
— Ваше имя Эндрю Лэддис, — сказал Коули. — Шестьдесят седьмой пациент «Эшклифа» — это вы, Эндрю.
22
— Вранье!
Тедди выкрикнул это, и крик эхом отозвался в его голове.
— Ваше имя Эндрю Лэддис, — повторил Коули. — Вас поместили в эту клинику по решению суда год и десять месяцев тому назад.
Тедди досадливо махнул рукой:
— Это уже чересчур даже для вас, ребята.
— Факты, Эндрю, факты. Вы…
— Не называйте меня так.
— …поступили к нам почти два года назад, после того как совершили страшное преступление. Общество такое простить не может, в отличие от меня. Посмотрите мне в глаза, Эндрю.
Его взгляд двинулся вверх по протянутой руке, еще выше, по торсу, и наконец встретился с глазами главврача, светившимися этим фальшивым состраданием, этой имитацией участия.
— Меня зовут Эдвард Дэниелс.
— Нет. — Коули тряхнул головой с видом человека, теряющего последние силы. — Вас зовут Эндрю Лэддис. Вы сделали страшную вещь и не можете себе этого простить, поэтому разыгрываете спектакль. Вы придумали насыщенный событиями сложный сюжет, в котором вы являетесь героем, Эндрю. Вы убедили себя в том, что вы по?прежнему федеральный пристав и приехали сюда по заданию. А здесь вы раскрыли заговор, и, стало быть, что бы мы вам тут ни говорили, это только работает на вашу фантазию о заговорщиках. Наверно, можно было бы махнуть на это рукой, живите себе в своем мире фантазии. Я — за. Если бы вы были безобидны, я только за. Но вы склонны к насилию, это ваша стихия. К тому же, с учетом вашего военного опыта и подготовки в силовых структурах, вы здорово поднаторели. Вы самый опасный пациент в этой клинике.
С вами не могут справиться. Вот почему было принято решение… посмотрите на меня.
Тедди поднял глаза. Коули потянулся к нему через стол с мольбой во взгляде.
— Было решено, что, если мы не сумеем вернуть вам здравый смысл — сейчас, прямо сейчас, — будут приняты радикальные меры, чтобы впредь вы уже никому не причинили зла. Я понятно выражаюсь?
На секунду — даже не на полную секунду, на десятую долю — Тедди ему почти поверил. Но затем он улыбнулся.
— У вас, док, хорошо получается. А плохого полицейского сыграет Шин? — Он оглянулся на дверь. — Не пора ли ему уже появиться?
— Смотрите на меня, — сказал Коули. — Смотрите мне в глаза.
Тедди посмотрел. Глаза главврача были красные от недосыпа, с признаками головокружения. И чего?то еще. Чего же? Он вглядывался в эти глаза, выдерживая пристальный взгляд Коули. И тут до него дошло. Он понимал, что впечатление обманчиво, но взгляд выдавал человека с разбитым сердцем.
— Послушайте, — сказал Коули. — Кроме меня, у вас никого нет и не было. Вот уже два года, как я выслушиваю ваши фантазии. Мне знакома каждая деталь, каждая складочка — шифры, пропавший напарник, ураган, женщина в пещере, бесчеловечные эксперименты на маяке. Я все знаю про Нойса и про вымышленного сенатора Херли. Я знаю про Долорес, которая регулярно является вам во сне, мокрая до нитки. Я знаю про поленья на кухонном столике.
— Всё?то вы врете, — перебил его Тедди.
— Тогда откуда мне это известно?
Тедди взвешивал факты на своих дрожащих пальцах.
— Я ел вашу еду, пил ваш кофе, курил ваши сигареты. Блин, я принял три таблетки «аспирина», которые вы мне дали в утро моего приезда. А на следующий день вы меня усыпили. Когда я очнулся, вы сидели возле моей кровати. С этой минуты я уже был сам не свой. Вот с чего все началось. С этого вечера и моей мигрени. Чем вы меня накачали?
Коули откинулся назад. Лицо его исказила гримаса, как будто он проглотил какую?то кислятину, взгляд уткнулся в окно.
— Мое время истекает, — прошептал он.
— Что вы сказали?
— Время, — тихо сказал он. — Мне дали четыре дня, и они практически истекли.
— Так отпустите меня. Я вернусь в Бостон и напишу отчет об увиденном, но вы не бойтесь — ваши влиятельные друзья все равно не дадут ему ходу.
— Нет, Эндрю, — сказал Коули. — У меня не осталось друзей. Восемь лет я вел здесь бои, и теперь весы качнулись в сторону моих оппонентов. Я проиграю и потеряю свое положение и финансирование. Я поклялся перед наблюдательным советом, что удачно проведу ролевую игру, какой еще не знала психиатрия, и что она вас спасет. Вернет вас к нормальной жизни. А если я ошибался? — Глаза у него расширились, рука подперла подбородок, словно он пытался поставить на место нижнюю челюсть. Но затем рука упала, и он встретился взглядом с Тедди. — Эндрю, неужели вы не понимаете? Ваше поражение станет моим поражением. А мое поражение будет означать конец.
— Да, дело швах, — подытожил Тедди.
За окном кричали чайки. До него долетали запахи соли, и солнца, и мокрого песка.
— Подойдем с другого боку, — продолжал Коули. — Вы считаете случайным совпадением, что имя Рейчел Соландо, являющейся, кстати, исключительно плодом вашего воображения, содержит те же самые буквы, что и имя вашей покойной жены, и тот факт, что она тоже убила своих детей?