Гобой трезвонил по пять раз в день после еды, Тамара Юрьевна отбивалась за меня: увещевала, объясняла, рычала яростной царицей прайда, а я, озверев, играл на клавишах сумасшедшее, пьяное «prestissimo», вплетая новую нить в пряжу Мойр, не давая проклятым старухам поднять бронзовые ножницы, обрезать, отсечь… Время скручивалось спиралью: третьи сутки, однако! Что? Утро четвертых? И я сплю, упав на кровать накануне рассвета? Правда? Правда. Вчера звонил Костя. В больнице — все, конец. Фигурист, ты ему не верь. Ты мне верь. Это ерунда. Это так, мелочи. Снегирь успел. Ты веришь мне, фигурист?! Больше никуда не надо спешить. Можно посмотреть, что сотворила Польских с промежуточным финалом. Уверен: королева, как всегда, на высоте. Можно ставить точку, можно ставить подпись в вожделенном договоре зама по особым. Теперь все можно. Под боком уютно, тепло, по-домашнему сопит Настя. Кстати, почему я больше не видел Настюху в Ла-Ланге? По фазам сна не совпадаем? Наверное.
Отчаянно верещит телефон.
— Алло!
— Добрейшее утречко, Владимир свет Сергеевич. Гобой беспокоит. Не разбудил? Разбудил-таки? Ну и славненько! Вот спешу поинтересоваться: что это вы с Тамарой Юрьевной отчебучили? Наша интутка в шоке, ушла в запой, но клянется, что ошибка исключена: процесс Снегиря стремительно консервируется! Закукливается на рыцаре и только на рыцаре, перестав распространяться вовне! Она еще что-то об искусах плела, но вы же ее знаете… Так это правда? Не молчите, Владимир Сергеевич, говорите!
На стене — обои. Называются «Скала»: трещины, отлив в бронзу, белая засыпка «под лишайник». Красиво. Только сейчас увидел: красиво. За окном пасмурно. Пляшет трубка в руке. Пляшет. Рыцарь, труби в рог: Ронсеваль отзовется эхом… Рыцарь, ты безумен! Ты счастлив, рыцарь!
Сноб разума рождает чудовищ.
Чижик-Пыжик, где ты был?
— Как?! Каким образом, великий вы мой?! Да вам же памятник! При жизни!.. — Бас Гобоя внезапно мрачнеет. Наливается густым, кисельным подозрением. — Влад! Вы, случаем, не подписали левый контракт? За нашей спиной? Например, с «МБЦ»?
Смех разбирает меня, будто пиво после хорошего стакана водки.
— Ангел вы мой Восторгович! Анафема Владыкович! Полно грустить! Я ваш навеки! Скорее уж Снегирь не подписал один левый контрактик. Вы ведь меня знаете!..
— Знаю я вас. До печенок ознакомился с вашим братом. В каком смысле — не подписали? На что намекаете? Вас не устраивают наши условия? Эксклюзив? Роялти?!
— Устраивают! Я в восхищении от ваших условий! Передайте драгоценной интутке: мы еще споем с ней, яхонтовой, на два голоса! Запоминайте текст:
Ай, ромалэ, драдану,
Гулял цыган по Дону!
Шумный цыган,
Тихий Дон,
Джя, чавэла, либидо…
— Влад?! Вы пьяны? С утра?!
— Не то слово! Я пьян вами, Гобой! Фагот! Псалтериум! Альпийская вы валторна! Подпевайте басом:
Очи четные
И нечетные,
Очень разные —
Есть и красные,
По рублю зрачок,
Скидка за пучок,
С роговицею
И с ресницею!
Жонглирую телефонной трубкой, горланя обалденную чушь, достойную оваций психдиспансера, а когда Гобой, с перепугу заблажив фальцетом, прощается и дает отбой, в дверях обнаруживается хладнокровная Польских, завязывая пояс Настиного халата.
Сама Настя продолжает блаженно дрыхнуть: она у меня привыкшая.
— Будете завтракать, Володя? — После меланхоличного вопроса Польских добавляет, думая о чем-то своем: — А потом глянете финальчик по новой? Есть у меня кое-какие идеи… жаль, времени в обрез…
— Королева! У нас навалом времени! У нас есть все время мира! Давайте ваши идеи, королева! Вываливайте на кровать! Сыграем роман дуэтом?!
— Ты б оделся, что ли? — хихикает в ответ королева. — Инкуб хренов! Грех пожилую женщину совращать. При живой супруге…
Я уже говорил вам, что обычно сплю в «пижаме Адама»?
* * * * *
Мария Отаровна ждет. И Костя с Леночкой ждут. А память, затыкая мне рот, все мотает кассету прошлого: за полночь, до хрипоты, споры с Польских.
Мне не нравится ее идея второго тома, не нравится, не нравится… Настолько не нравится, что соглашаюсь. Попробуем. Тамара Юрьевна набирает номер «Аксель-Принта». Альфред, вы не оплатите мне гостиницу? Месяца на полтора-два? Нет, не слишком. Дело в том, что мы с Владимиром Сергеевичем решили закончить книгу в соавторстве. Конечно, я могла бы это время пожить у него, но тогда я вешаю трубку и звоню в «МБЦ»… Вы на редкость умны, Альфред! Я знала, что эта новость вас несказанно обрадует. «Возвращение королевы»? Неплохой слоган, но вы мне льстите. Кроме того, нечто подобное уже было, если вы помните. Ах, намеренная аллюзия?!
Жить королева все равно осталась у нас. Мы с Настей никуда бы ее не отпустили. «На эти деньги мы лучше лишний раз в ресторан сходим!» — резюмировала Царица Тамара.
Потом была работа. Изредка выныривая — весна? какая весна?! — я звонил Марии Отаровне. Передавал привет от внука. Да, все путем. Да, здоров. А если что не так — все в нашей власти… Врал, конечно. Отнюдь не все в нашей власти. Зато в остальном — нет, не врал.
Кто-то умный говаривал: «Свобода начинается со слова «нет».
Не я ли этот умник?
Позже, когда текст окончательно ушел в издательство, я снова позвонил госпоже профессору. За рекомендацией: у какого эскулапа лучше выяснить, стоит ли Насте ложиться на сохранение? Да, мимоходом. Между главами. Сам не заметил…