Тем не менее Альфред не утерпел, презрев благие намерения «не мешать». Позвонил в рань ранющую, едва Польских забылась мутным, противным, словно овсяный кисель, и таким же безобидным сном. Газета вышла, материалы на сайте, уже отзывы пошли, спасибо вам триста раз, держите в курсе… Разбудил, скотина басовая, — как обычно, из самых лучших побуждений. Хотя, может, оно и впрямь к лучшему.
— Приехали, мадам! С вас одиннадцать семьдесят. По счетчику.
Это намек такой. Тонкий. Что ж, держите пятнадцать ваших тугриков, любезный. И сдачу, сдачу не забудьте. Знаем мы вас, шоферню. Сказал бы «мадмуазель» — получил бы на чай. А так — шиш.
Стандартная пятиэтажка, виноград затянул балконы сухими февральскими плетями; рядом в подворотне мрачно курит дворник. Или не дворник: мало ли кто с совковой лопатой выйдет покурить? Вроде подъезд правильный. Ага. «Сюрпри-и-из!» — кодовый замок на двери. Ладно, сейчас брякнем в колокол. Вот и еще одна выгода от мобильника — иначе стояла бы тут дура дурой, ждала, пока кто-нибудь откроет, время теряла…
— Здравствуйте. Это коллега вашего мужа. Тамара Юрьевна Польских. Я только что приехала, стою у вашего подъезда и не знаю кода. До сих пор не появлялся? Жаль, очень жаль. Вы разрешите мне войти? Я как раз по этому поводу и приехала…
* * * * *
— Здравствуйте. Тамара Юрьевна?
— Просто Тамара, хорошо?
— Анастасия. Просто Настя. Вы проходите, проходите! Давайте ваше пальто. Тапочки под вешалкой. Завтракали? Чай, яичница, бутерброды? Гренки?
Жена Влада излишне суетится. Или не жена? — краем уха слышала сплетни про развод… Какая разница? Пусть будет жена. Произносит стандартные, приличествующие случаю фразы, пытается целиком окунуться в заботы по встрече неожиданной гостьи, — но что-то давит, распирает, гнетет ее изнутри. И глаза. Глаза затравленной собаки. Сухие, блестящие. Кажется, Настя едва удерживается от слез.
И глаза. Глаза затравленной собаки. Сухие, блестящие. Кажется, Настя едва удерживается от слез. И все равно, несмотря ни на что, она — красивая.
…молодая.
Королева ощутила привычный укол зависти. Ностальгии по волшебной стране, где жила юная принцесса, Ее Взбалмошное Высочество, готовое свести с ума любого голодного дракона. Без изжоги. Без мешков под глазами. Без часов, проведенных перед зеркалом, в тщетных попытках «реанимации лица». Что, милочка? Вот перед тобой стоит такая принцесса. Смотри. Свежая, упругая кожа, тело легкое, наполненное нерастраченной, требующей выхода жизненной силой… А ресницы у нее — просто роскошные. Причем не накладные, свои.
Смотри и завидуй. Стыдно, да?
Не за возраст.
За зависть.
— А мы с вами однажды встречались. На конвенте, в Одессе. Меня Влад с собой вытащил чуть ли не за уши! Я не люблю, если много народу… У вас, кстати, автограф взяла, на «Последнем мече». Вы, конечно, не помните, вы книг сто исписали, не меньше. А Влад про вас часто рассказывает…
Польских действительно не помнит. Но разве это сейчас важно?
— Спасибо, я бы чайку с удовольствием…
— Бутерброды с сыром? С колбасой?
— Если мне, то один бутерброд. С сыром. Извините, что без предупреждения…
— Да что вы! — Похоже, хозяйка дома искренне рада. Так радуются случайному попутчику, малознакомому гостю, позволяющему отвлечься, соскользнуть с ледника беспокойства в рутину встречи, разговоров ни о чем. Так принцессы выходят замуж за первого встречного. — Проходите в кабинет, располагайтесь, чайник только что кипел, я быстро…
Кабинет. Типично мужской беспорядок, на грани бардака. И как Настя это терпит? Компьютер хмурится чумазым монитором: надо, надо умываться… Столик вопиет под гнетом геологических напластований бумаг: распечатки, ксерокопии статей, записки, визитки… Рядом — дорогое, но доведенное до отчаяния офис-кресло с изменяемой геометрией. На левом подлокотнике — следы от пролитого кофе. Стены увешаны разнокалиберными полками с книгами. В относительном порядке выстроены лишь сочинения некоего Влада Снегиря. Вместе с переизданиями и сборниками эти буржуи занимают самую длинную полку. Остальное напихано как попало. Ага, вот и подборка «текстовских» изданий Тамары Польских. Полкой выше — знакомый раритет «Джимми Дорсета». Березка, Эльф с Петровым, Кепский — вперемешку с томиками Ахматовой, Басе, Эренбурга, Джулианы Хаслам, Хемингуэя, Лао Шэ, Назыма Хикмета… «Мифы народов мира», справочник по холодному оружию, детская энциклопедия «Монстры, привидения, НЛО». И, апофеозом эклектики, — «Кулинарный Мидраш» с подзаголовком: «Книга о вкусной и здоровой кошерной пище»!
Польских открывает наугад:
«Картофель в мундире «Кантонисты». Семантика начинки и приправ: яйца — символ мужества, перец и соль — трудности и опасности, мускатный орех и розмарин означают внутреннюю красоту еврея-солдата, а топленый жир…»
Обалдеть! Узнаю Снегиря…
— Пройдем на кухню? Или сюда принести?
— Конечно, на кухню!
— Вот, налево. Присаживайтесь. Вам чаю покрепче?
Чуть не вырвалось: «А он кошерный?»
— Нет, спасибо. Говорят, от крепкого цвет лица портится…
Тяжелая капля заварки падает на скатерть.
Говорят, от крепкого цвет лица портится…
Тяжелая капля заварки падает на скатерть. Катится по клеенчатой поверхности. А руки-то у тебя дрожат, детка. Совсем чуть-чуть, едва заметно…