— Ладно, — решил Бут-Бутан, понимая, что без этих двух красавцев Носатая теперь и шагу не ступит. — Ночуем здесь. А утром двинемся дальше. Дух Лучшего-из-Людей с нами!
— Я волшебник! — вдруг отчетливо произнес Мозгач Кра-Кра, разговаривая с отсутствующим обидчиком. — Я волшебник, а ты к-ко… к-кобыз вонючий. Я тебя сам убью. Встречу и убью. П-понял?
Если даже Алый Хонгр и понял, то не ответил.
* * * * *
Утро лезло за пазуху — греться. Меж деревьями ползала сырость, лаская мокрецов, слизнявчиков и прочую гадость. Сон бежал прочь, трясясь от озноба; вдогонку неслось карканье порхатых щебетлов, буянящих в кроне бананаса. Кра-Кра бормотал заклятья, безуспешно силясь разжечь костер. Оба верблюдя паслись в зарослях шалашовки, хрупая сочными бутонами. Оба?! Куриный Лев протер глаза. Подошел ближе. Верблюдь с повязкой слегка прихрамывал, но двигался вполне уверенно и, похоже, не испытывал особых неудобств. Ну конечно! Они ж Алым Хонгром вдребезги заколдованные, на таких зарастает, как на големе. Вернувшись к кострищу, парень извлек из торбы огниво и пришел на помощь Мозгачу. Магия вскоре дала результат: над «колодцем» щепочек и сухотравья взвилась струйка дыма. Заворочалась, зевая, Аю: ночью Куриный Лев укрыл девушку своей латаной кацавейкой, дав отоспаться в тепле.
Позавтракали остатками черствых лепех с чесночным мясивом, которыми снабдила их в дорогу сердобольная жена каменщика Джунгара. Запили ключевой водой. Бут-Бутан торжественно вознес хвалу Лучшему-из-Людей, призывая его милость на головы верных, и троица выбралась на дорогу.
Вроде никого. Можно идти.
Позади громыхнул топот, треск, шуршанье, и из зарослей выломились оба близнеца. Верблюди явно вознамерились следовать за путешественниками.
— В-все. Н-не отвяжутся, — горестно вздохнул Кра-Кра.
Бут-Бутан пожал плечами:
— Их за скотину держат, Мозгач. Тебе жалко таких?
— Ж-жа… ж-жалко. Очень. М-маг их б-бро-о…
— Вот именно. Бросил. Он и есть скотина, этот маг. Настоящая. И дюженник скотина. А эти… Они ни в чем не виноваты.
— …б-бросил. Скотина м-маг! Только нам они з-з-ач… з-зачем?
— Затем! — яростно вступилась за близнецов Аю. — Вдруг на них грызлы нападут? Или горные гульдены? Кто их защитит? Кто пожалеет?!
— Ладно, пусть идут, — согласился Куриный Лев. — Дорога для всех…
К полудню добрели до развилки.
Как и на любом перекрестке, тут имелся здоровенный, грубо обтесанный валун-трюльник, украшенный высечкой: рунами древнего народа Маргиналов — бесов, одержимых свинством. Читать их письмена было опасно, но, к счастью, смысл рун затерялся в веках. Все и без смысла прекрасно знали, что написано на подобных камнях — хоть на трюльниках, хоть на четвертаках или вспятниках. А первую обязательную фразу: «Довлеет злоба дня сего…» учили на память даже малыши из племени горемык-бедуинов, славных своей непроходимой мудростью. Хотя толку от этого знания не было никакого. Предупреждения древних давно утратили всякую ценность.
Великий Хлопчатобумажный Путь вел прямо. Широкий, наезженный и утоптанный тракт. Влево же змеилась подозрительная дорога, мощенная желтым кирпичом, исчезая в путанице холмов. О правом пути и вовсе речи не шло: так, тропа на водопой для агнцекозлищ, коих во множестве держали окрестные селяне. Вроде бы думать особо нечего: вали по тракту до самого Ла-Ланга и насвистывай! Однако Бут-Бутан колебался. Аю с Мозгачом смотрели на вожака, явно надеясь на откровение, посетившее Куриного Льва, а он никак не мог понять причину беспокойства.
Куда идти? Что делать? Кто виноват?..
Тяжкая лапа упала на плечо. Бут-Бутан вздрогнул, обнаружив возле себя раненого верблюдя. Гукая и тряся горбом, тот тыкал пальцем налево. Его брат-близнец уже двинулся в указанном направлении и теперь, обернувшись, приплясывал в нетерпении.
Впервые в жизни Куриный Лев понял: как хорошо, как прекрасно и замечательно, когда за тебя решают другие!
— Пошли! Желтый кирпич, говорят, к счастью…
Когда к дороге вплотную подступили холмы, обросшие брезгуном и чистоплюйкой, Бут-Бутан в последний раз оглянулся на оставленный тракт. У перекрестка гарцевал конный разъезд тугриков, поглощенный изучением трюльника. Человек десять. Вовремя свернули, благодарение Кривой Тетушке и Лучшему-из-Людей! Уберегли, милостивцы. Мысль, что, не будь с ними близнецов, тугрики скорее всего даже внимания не обратили бы на кучку оборванцев, Куриному Льву пришла в голову позже.
И ему без видимой причины стало очень стыдно за эту мысль.
Через три часа дорога запетляла заячьей скидкой, при этом ни разу не пересекаясь сама с собой. Близнецы обеспокоились, делая друг дружке быстрые знаки пальцами. Словно потеряли направление или сбились со следа, сомневаясь, куда идти. Куда? Это даже тупому хрычу ясно: вперед! Вперед верблюди двинулись неохотно, с опаской, ухая на манер мышкующих сычар. Кашлянул Мозгач, всхлипнула изумленная Аю: холмы по бокам стремительно лысели, прикинувшись яйцами орла-гордынника.
Кашлянул Мозгач, всхлипнула изумленная Аю: холмы по бокам стремительно лысели, прикинувшись яйцами орла-гордынника. По куполам бежали трещины: птенцы-исполины рвались на волю. Небо брызнуло радужными кольцами, потом обернулось стеклом: ломким, прозрачным, сверкающим. Отражения без числа, смешные и страшные подобия сущего, разбежались до горизонта, выгнувшего спину. Казалось, любое движение — и шутка бытия осыплется с хрустальным звоном.
Наваждение сгинуло еще быстрее, чем явилось.