Молчу. Ибо сказать нечего. Припечатал так припечатал.
Дверь распахивается зевом Левиафана. Рядом с Эльфом вырастает Березка, лелея в руке бокал любимого мартини.
— Ах ты, наш скромняга! Или тебе напомнить, Владочка, как ты на меня, всю в неглиже, облизывался? Как твой третьестепенный даму копьем пырял? Мне после «Огня над Дагоном» эти копья — плюнуть и растереть! Всласть наелась… Как Петров орал «Бей ментов!», помнишь? А?!
Во рту становится сухо. Машинально делаю изрядный глоток минералки.
— Он там что, воды в рот набрал? — глумится невидимый Петров. — Спой, птичка, не стыдись!
В следующую секунду меня скручивает синдром Шекель-Рубеля. Неудержимо тянет в сортир. Буркнув: «Минуточку!», вылетаю в коридор.
За спиной злорадствуют:
— Ага, обделался!
— Зря вы, Женечка…
Дергаю первую попавшуюся дверь.
За дверью — стена! Глухой кирпич с белесыми прожилками раствора. Неужели до «белочки» допился? Осторожно трогаю стену пальцем. Шершавая. С выбоинами. От пуль, что ли? В состоянии полной прострации прикрываю дверь, осторожно тяну на себя соседнюю… Ф-фух, обошлось. Вот он, сортир, вот он, «белый друг».
Уже сливая воду, слышу, как хлопает дверь номера.
— А-а, вот вы где! Какие люди! А я-то думаю, куда все подевались? Ну, по маленькой?..
В комнате с круглым столом, изучая ассортимент, блаженствует вездесущий Распашонка. Унюхал, охотничек. Вот сейчас и проверим.
— Эй, Распашонка! Ты сегодня днем спал? После обеда?
Фэн-ветеран изумленно моргает, пролив чужой коньяк на стол.
— Спал. Пиво после текилы, оно глушит… А что?
— Спал, значит? И видел сны, быть может?
— Сны? Точно, видел! У меня книжка пропала, Кепского. С автографом. Мне и приснилось, что она за тумбочку завалилась. Встал, глянул: так и есть! А я думал — сперли, халявщики…
— За фантастику, Распашонка? — Нагло беру бокал Петрова, доливаю коньяка.
— За нее!
Коньяк победно валится в горло. Застрелитесь, сволочи! Показания независимого свидетеля…
— Извини, у нас деловой разговор. — Березка сурово смотрит на фэна.
— Понял, ухожу…
— Ну?! — Едва Распашонка покидает номер, я, подбоченясь, обвожу коллег орлиным взором. И вижу в их глазах… сочувствие! Так смотрят на дебила-одноклассника.
— Эх, птичка, птичка! — качает головой Березка. — Он же не из Ордена. Такие не запоминают, если третий круг. Вот на четвертом извини-подвинься…
— А вы, значит, из Ордена?! — Мы, — спокойно поправляет Эльф. — Мы, Влад. Адольф Виссарионович, сколько на сегодня рыцарей?
Бас Гобоя затопляет помещение:
— Шестнадцать человек.
— А с тобой — семнадцать будет. Эх ты, рыцарь… Чижик-Пыжик!
XIII. ИНТЕРВЬЮ: «BЛАД СНЕГИРЬ ОТ ЗАКАТА ДО РАССВЕТА»
В. Снегирь — агент ЦРУ и примкнувших к ним жыдопланетных педеросатанистов…
Из писем читателей
— Какие события в Вашей жизни Вы бы назвали эпохальными?
— Рождение. Все остальное меркнет в сравнении с ним. Рождение физическое, творческое, рождение любви, любопытства, упрямства…
— Не боитесь ли, что через какое-то время Вас будут вспоминать лишь как Снегиря, потерявшего настоящее имя?
— Если Влад Снегирь не потеряется на перекрестках времени, то чего страшиться Чижику В. С.? А если потеряется, тогда тем более страшиться нечего! И потом: а на что библиографы и литературоведы? Им ведь тоже кушать хочется. Сохранят в веках как миленькие…
— Ваши кумиры и «антигерои»?..
— Уважаю талант, преклоняюсь перед добротой, восхищаюсь любовью. Потрясен искренностью, умением прощать, бескорыстием. Ненавижу ложь, подлость, предательство. Брезглив к гордыне. Терпеть не могу снобизм. Вот они: кумиры и антигерои.
— Насколько безопасен «переход» в вымышленный мир? Ведь известно, что чрезмерное увлечение фэнтези ставило в смешное положение не только большие группы людей, но и целые страны.
Терпеть не могу снобизм. Вот они: кумиры и антигерои.
— Насколько безопасен «переход» в вымышленный мир? Ведь известно, что чрезмерное увлечение фэнтези ставило в смешное положение не только большие группы людей, но и целые страны.
— Чрезмерное увлечение творчеством Карла Маркса тоже поставило целую страну в весьма пикантную ситуацию. И миллионы дружно маршировали в «вымышленный мир», скандируя цитаты из классиков. В сущности, львиная доля шизофреников и параноиков «поехала крышей» отнюдь не от слишком обильного чтения…
— Есть типичные для определенных авторов сквозные герои. Кто они для Вас?
— Человек Упрямый. Одним писателям важен Человек Слабый — беды, терзания, комплексы «твари дрожащей». Другие, справедливо возразив: «…или право имею?!», пишут о Человеке Сильном, идущем напролом. Третьи волокут Человека Страдающего мордой по всем лужам, и к финалу он худо-бедно выпутывается. У меня же, если героя волокут по лужам, он пытается брыкаться, но не потому, что сильный, а потому, что упрямый. Не способный, подобно Сильному, тупо лезть по головам, мой герой так же не способен, как Слабый, упиваться рефлексией по поводу каждого раздавленного таракана в контексте гармонии мироздания.
— Не хотелось ли попробовать силы в жанре «славянской фэнтези»?
— В ближайших планах — «цыганский детектив», «китайская трагедия» и «арийский фарс». Потом намечены «зулусская утопия» и «еврейский киберпанк»! И лишь после…