И на крышу за веревку
Тащит бурую коровку,
Чтоб немножко попаслась
Там, где травка разрослась.
Конечно, собаку можно привязать внизу. В общем, Олег собрался лезть на дерево, хотя понимал, что делать этого не стоит. Это в лучшем случае бессмысленно, а в худшем — опасно.
Но человек не всегда поступает так, как ему подсказывает разум. И Олег, привязав собаку к стволу соседней березки, подпрыгнул, схватился за ветку, подтянулся и скоро уже медленно полз по той самой, нависшей над забором. Полз не потому, что боялся упасть — по ветке можно было бы идти в полный рост. Просто не хотелось бы, чтобы из-за забора его заметил какой-нибудь очередной Мишаня. Тогда, пожалуй, эстонский язык не выручит. И будет тебе «каалевала».
Хорошо, что Олег лежал, крепко вцепившись в шершавую кору, потому что увиденная им картина могла бы заставить его упасть, находись он на ногах. Прямо перед ним на обнесенной частой сеткой площадке размером с теннисный корт происходило медленное убийство. Травля людей. Мужчина в огромном ватнике с длинными рукавами пытался уклониться от бультерьера, который медленно, но верно подбирался к его шее, раздирая слой за слоем толстый воротник. Стоявшая вокруг тишина пугала. Собака не лаяла, а лишь изредка ворчала негромко. Это ворчание было страшнее самого кровожадного рычания. Собака не пугала и не предупреждала о нападении, она убивала. Молча и сразу.
— Штучка посильнее «Фауста» Гёте, — пробурчал Олег.
Но самым страшным была все же не собака, а люди Те, кто стоял вокруг проволочного ограждения, спокойно наблюдая за происходящим. Хищный азарт или садистическое удовольствие — все было бы лучше, чем это олимпийское спокойствие. Для наблюдавших то, что происходило перед ними, было обычными трудовыми буднями. Они смотрели не на то, как собака убивает человека, а на то, хорошо ли их питомец справляется с поставленной задачей. Справлялся он хорошо.
— Нож, — негромко скомандовал один в черной кожанке.
И в тот же миг потерявшему всякую надежду человеку в ватнике перебросили нож с наборной ручкой. Холодное оружие выглядело серьезно. И пес это сразу понял. Он отошел от жертвы на безопасное расстояние и глядел маленькими глазками, примериваясь и ожидая, когда жертва сделает первый шаг. Но человек медлил. Он был измотан и теперь радовался возникшей передышке. Сжимая в руке нож, не сводя глаз с бультерьера, он привалился к проволочной стене.
«Взял бы и полоснул себя по горлу, — подумал Олег. — Все равно конец один».
Но недаром в природе человеческой заложено огромное желание жить. Почему-то вспомнились гладиаторские бои. Но там, по крайней мере, было зрелище, а гладиаторы — почитаемые и часто знаменитые артисты. Ими восхищались, им дарили дорогие подарки. За каждого из них кто-то болел. Человек в ватнике, сжимавший нож с наборной рукояткой, был абсолютно безразличен для зрителей. Все до одного были на стороне его врага. Все болели за того, кто хотел лишить его жизни. Вот оно — космическое одиночество. И Олегу захотелось заорать во все горло: «Держись! Я с тобой!»
Но он не заорал, понимая, где тогда окажется сам. Называйте это малодушием, если хотите.
Наконец бультерьеру надоело ждать, и он бросился на человека с ножом, стремясь впиться зубами в запястье правой руки.
От несчастного, который всего несколько минут назад едва не погиб, трудно было ожидать молниеносной реакции. Но жажда жизни взяла свое. Он оказался быстрее собаки и полоснул ножом по темно-бурой полосатой шкуре. Пес увернулся, и нож оставил неглубокую царапину.
— Стоп! — хлопнул в ладоши тот в черной кожанке — Осмотреть собаку. Хватит на сегодня. Он повернулся к стоявшему рядом мрачному типу с длинными усами: — Ветеринара сюда.
Он подошел к псу, который при виде него заулыбался по-собачьи, отчаянно виляя хвостом и выказывая радость.
— Порезали маленького, — потрепал его по голове кожаный. — Ну ничего, до свадьбы заживет.
У загородки появился еще один человек. В белом халате и шапочке, со стетоскопом на груди. Добрый доктор с картинки из детской книжки. Только лицо у него было не румяным, как на картинке, а зеленовато-бледным.
— Осмотрите собаку, — приказал ему кожаный.
Врач подчинился. Он осмотрел рану, обработал ее жидкостью из бутылки, что-то сказал кожаному. Он говорил так тихо, что Олег ничего не расслышал.
— Не нужно перевязывать — так не нужно, — кивнул кожаный.
Затем доктор сказал что-то еще, указывая на человека в ватнике, обессилено сидевшего на том же месте, привалившись к сетке. Кожаный, следуя за жестом доктора, повернулся, посмотрел на него и равнодушно махнул рукой.
— Да с ним ничего! — громогласно изрек он. — Если бы Коршун до него добрался, он бы так не сидел. В штаны наложил, а это не лечится! — захохотал он, а потом поморщился, будто что-то вспомнив. — Нож! — приказал он кому-то из подручных. — Не забудьте забрать. А доктора можно увести.
Немедленно два качка встали по обе стороны от врача и повели его куда-то.
А доктора можно увести.
Немедленно два качка встали по обе стороны от врача и повели его куда-то. Другой отправился на «ринг» забирать у жертвы нож.