Она помолчала, прикурила сигарету.
— Вам, как врачу, я могу это сказать. Еще в балетной школе он, подросток, юноша, поднимает на руки партнершу, а она, простите, вся мокрая! Балет — это же лошадиный труд. Какое после этого может быть обожание! Балет — страшная драма для артиста. У юношей с детства воспитывается отвращение и брезгливость к женскому телу. Поэтому они часто находят другие утехи.
— А девушки?
— Мечта балерины, выйдя на пенсию, — а пенсия у нас рано, встретить хорошего мужчину. Вы не представляете степень невежества большинства балерин. Они же с утра до вечера занимаются тяжелейшим физическим трудом! От дровосека и землекопа вы ждете большого интеллекта?
— Не знаю, землекопы разные бывают… Вы ведь тоже балерина. И ничего…
— У меня — воспитание. А потом муж — умница. Он мне очень много дал. Это счастье, что он — теоретик балета, а не танцор. Мы же с ним сорок лет в браке, но детей — ни-ни! Живем друг для друга. И знаете, я вам как доктору признаюсь, у нас с ним очень сильное либидо. Вы, конечно, понимаете, что это значит, — балерина посмотрела на него со значением.
Он понял. Попросил перетащить в свой кабинет топчан — другой лишней мебели у них на отделении тогда не было. А потом, поигрывая ключом, отыскал балерину в женской палате. Ее муж, соответственно, находился в мужской.
А потом, поигрывая ключом, отыскал балерину в женской палате. Ее муж, соответственно, находился в мужской.
— Я ухожу часа на четыре в операционную, вам наверняка нужно поговорить со знакомыми по телефону.
Она взяла ключ с легкой улыбкой.
— Спасибо, вы очень милы.
Что они там могли делать с ногами, закованными в гипс, — оставалось загадкой.
Но когда он вернулся ровно через четыре часа, на его утлом столе стоял букет роскошных тюльпанов.
Он и думал о себе, примерно, как рассказывала балерина — какое уж для него может быть очарование в женском теле.
Но вся эта смесь из цинизма, скепсиса и паталогоанатомической практики мгновенно растаяла, едва начались встречи с Любой. Словно был он юн, неопытен, словно все у него происходило впервые. А может, так и было…
* * *
Люба не возвращалась, и Валентин решил пойти вдоль океана ей навстречу. Он ушел довольно далеко, и вдруг напротив него затормозил красный «ягуар». Это была Рафаэла.
— Сеньор Валентин, вы не заблудились? — спросила она, опустив стекло. — Дом находится в противоположной стороне.
— Я встречаю жену.
— Она разве не вернулась?
— Пока нет.
— Странно. Я видела ее часа два назад, даже помогла выбрать шляпу. Она собиралась взять такси и ехать домой.
— Дома ее не было.
— Может, она проехала мимо вас на такси, и вы друг друга не заметили? У вас был такой задумчивый вид. Предлагаю вернуться домой. Даже если ее нет, она вот-вот должна подъехать.
Путь, который он по жаре прошел за час, они преодолели минут за пять. Дома по-прежнему никого не было.
* * *
Валентин отказался от обеда, выпив лишь бокал прохладного сока, и поднялся к себе, чтобы не раздражать своим беспокойством хозяйку.
Скоро он услышал шум подъезжающей машины. И даже приготовил слова, с какими встретит Любу. Что-нибудь типа: «Ты как-то чересчур увлеклась!»
Но это была не Люба. Это вернулся Карлос.
Солнце опускалось все ниже, и, естественно, в голову стали приходить всевозможные мысли, которые он безуспешно отгонял.
Наконец Карлос пригласил его к ужину, и Валентин понял, что хозяева тоже обеспокоены.
— У нас в городе красавиц не воруют, — пробовал пошутить Карлос. — Хотя русская мафия добралась и до Тихого океана.
— Да-да! Эти новые русские скупают у нас самые дорогие поместья! — поддержала Рафаэла. — Просто ужас!
— Но полиция у вас есть?
Как только Валентин спросил о полиции, раздался телефонный звонок
Валентин напряженно наблюдал, как Карлос взял трубку, послушал несколько секунд, а потом с недоумением положил на стол.
— Это звонили не нам, — объяснил он. — В полицию я, конечно, позвонил сразу, как только Рафаэла известила меня о вашем беспокойстве.
Валентин благодарно кивнул.
— Никаких происшествий не было. В горах столкнулись две машины, но ваша жена вряд ли поедет в горы одна.
Он еще не договорил, как телефон зазвонил снова.
— Похоже, вас, — проговорил с удивлением Карлос, послушав. — У вас в городе есть знакомые? Какие-то поляки… Или чехи.
Валентин взял трубку, не ожидая ничего хорошего.
Валентин взял трубку, не ожидая ничего хорошего.
— Ты, скот! — услышал он на чистом родном языке. — Думал, убежал? Бабой решил заслониться? Твоя девочка у нас, понял?
— Да, понял, — медленно и очень спокойно проговорил Валентин. Чего уж дергаться, когда все свершилось. — Слушаю ваши условия.
На том конце заржали. Судя по всему, говорили двое — по параллельному телефону.
— Условия такие: мы с тобой забиваем стрелку.
Эти голоса, «стрелка» и традиционный родной мат звучали здесь, на цветущей земле вдалеке от России особенно чудовищно.
— Ну?
— Баранки гну. Для непонятливых повторяю. Придешь на стрелку один, без ствола. Будешь не один — красотулю уже не увидишь. У нас и так на нее прентенденты есть.
Он так и сказал: «пренденденты».
Валентин взглянул на Карлоса. Лица хозяев были напряжены. Видимо, о чем-то они догадались.