Опасайтесь бешеного пса

— Эй! Мужик! Тебя, тебя зову!

Оглянувшись, Геннадий не увидел ни одного из прохожих, которых можно было бы принять за русских. Прохожих вообще не было рядом. Зато у бара «Русский медведь» стоял переодетый в медведя зазывала. Он Геннадия и звал, даже призывно махал ему.

— Вы меня? — нерешительно спросил Геннадий.

— Давно из Питера? — отозвался тот.

Со стороны сцена могла показаться идиотской: человек беседовал с медведем. Но мысли Геннадия были о другом.

«Достали и тут!» — вот что он подумал, ощущая, что сердце у него в прямом смысле научилось замирать. Но ответил довольно спокойно:

— С чего вы это взяли? — Геннадий старался говорить как можно беспечнее…

— Да узнал я тебя! — радостно откликнулся медведь-зазывала. — Степу Мыльникова помнишь?

— Какого еще Степу? — проговорил, по-прежнему осторожничая, Геннадий.

Года два назад рэкетир Степа Мыльников дважды пытался на него наехать, но потом его вроде бы убили в разборке.

— Так это ж я! — И медведь хлопнул его по плечу. — Значит, так. Никуда не исчезай, есть дело. В двадцать три я сменяюсь. Стрелку забиваем тут за углом. Ладушки? Вот встреча, так встреча!

Похоже, что от Степы пакости можно было не ждать. И все же Геннадий пришел на стрелку, предварительно оглядевшись. Степа стоял один Сам по себе. И уже без шкуры. Зато у припаркованного «опеля»

— Тебя вроде бы Геной звали? — спросил он, когда они сели в его машину.

— Тут у меня имя слегка другое.

— Ага. Попросил Абрам Мойшу: «Мишенька, не зови меня больше Ваней».

Они поговорили про Питер, вспомнили нескольких знакомых.

— А был слух, что тебя замочили, — не удержался Геннадий.

— Правильный слух! — обрадовался Степа. — Я этот базар сам заказывал. Значит, помнят, жалеют? — продолжал веселиться он. — А я тут — и здоровый, как пряник!

Степа предложил ему работу — быть тем самым медведем — стоять за углом у входа в бар и приглашать прохожих. Он окучивал несколько похожих мест, на которые ставил русских нелегалов. Хозяева платили ему раза в полтора меньше, чем своим, Степа забирал еще двадцать процентов, но все были довольны.

Хозяева платили ему раза в полтора меньше, чем своим, Степа забирал еще двадцать процентов, но все были довольны.

— Я тут числюсь поволжским немцем из Казахстана, мне работа разрешена, — похвастался он.

— Кем-кем? — удивился Геннадий.

— Немцы жили на Волге, слыхал? Их еще вроде бы Екатерина туда позвала. Потом в войну Сталин услал их в Казахстан. А теперь это соединение с исторической родиной. Ну, я фуфло купил у одного мудилы, шпрехен слегка подучил — и вперед!

— Халява, сэр! — прокомментировал со смехом Геннадий.

— Это место сейчас — самое халявное в Европе, — согласился Степа. — Как раз для наших, которые при карло-марксизме привыкли жить. Для немцев главное, чтобы русских до работы не допускать. Они считают, что раз из России, так только улицы мести пригоден. Они рады все дать: и социал тебе и льготы, лишь бы ты не работал и не портил то, что они сами делают. Во страна! Кому — кайф, кому — хоть назад беги. Ну я-то тут, как немец, у меня все другое…

— Так у тебя право работать есть? — спросил с завистью Геннадий.

— А то! Марок накоплю, бар открою. — И он передразнил: — Вас вуншен зи? Немен зи пляц, битте. Ну, пойдешь зазывалой в медвежьей шкуре? Я сегодня, как хрен моржовый, тут отстоял вместо подставного. Он в Мюнхен уехал, а меня не предупредил.

Так постепенно дела Геннадия стали налаживаться. Он старательно занимался на языковых курсах, мечтал найти квартиру и копил на маклера. Особенно дела устроились, когда он встретил Ксанку из Воронежа.

Веселая тридцатилетняя девка Ксанка мечтала стать женой немца. Они познакомились, когда получали очередное пособие. Геннадий числился там, естественно, как Михаил, для Ксанки он таким и остался. В Воронеже она работала, как и он когда-то, в проектном бюро. И это их сразу сблизило.

— Контора закрылась — и хоть в гроб ложись. У кого огород, тем еще ничего, — рассказывала она. — Соседка, тоже уволенная, к подруге в заведение позвала, так там с первого раза такой гад попался — требовал, чтоб я шампанское открыла и себе вставила. Исследователь хренов!

— Тут-то жить можно спокойно! — сказал Геннадий для поддержания беседы.

— Эх, Мишенька, за немца бы выйти! — мечтательно проговорила она ему, словно близкой подружке. — Я бы такой фрау заделалась! В таком бы орднунге дом содержала, какой и немкам не снится!

Жизненные соки ее распирали, что она и подтвердила на другой день. Здесь, в Германии, Геннадий был у нее не первым. Прежде к ней приходил молодой эмигрант-курд, хотевший превратить ее однокомнатную квартиру в потайной штаб местного отделения Курдской рабочей партии. Из-за этого они и разошлись.

— Я в партиях дома не участвовала, мне еще тут их не хватало, — рассказывала Ксанка. — Только грязь наносили. А вообще, Мишенька, кайфовая же у нас с тобой жизнь! Нет, ну скажи: работать нельзя, а деньги выдают! И квартиру оплачивают, и транспорт. Во, где коммунизьма-то, а, Мишенька?! В Воронеже рассказать, весь город бы сюда рванул.

Она наслаждалась легальным бездельем, писала длинные письма родственникам, несколько раз на дню убирала свою однокомнатную квартиру, и не скучала.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132