На плечо шмякнулся Рёва и угрюмо начал себя лечить.
— Скотина ты, — тихо. Угрюмо.
— Прости, — виновато. Уже шагая обратно к лестнице, ведущей из подвала в дом.
Хотелось вернуться в контору, принять душ и…
— Погоди. — Уже на лестнице торможу так резко, что Гриф едва успевает отскочить, — А если мы освободим всех зверей — это ведь будет доброе дело?
Смотрю на притаившегося в темном углу ближайшей клетки огромного когтистого хищника, излучающего из-за прутьев злобу, агрессию и желание убивать.
— Очень, — кивает Рёва, глядя туда же, куда и я. — Я бы посоветовал начать с него.
Растерянно смотрю на Грифа.
— Зачем? Они нам не нужны.
— Ну… у меня есть причины. Если я… не буду пай-девочкой — умру в муках… Понимаешь? — с надеждой.
Парень вздохнул, сунул мне в руки пищащую бубачку и пошел назад в подземелье.
Грохот, вопли насильно высвобождаемых зверей и наполнивший тишину рев, крики и визги напомнили о том, что не все звери уживаются друг с другом.
— А теперь советую сматываться, пока доброе дело нас не сожрало, — подал умную мысль Иревиль.
Киваю и бегу к дверям, перепрыгивая через уже вяло начавшие шевелиться тела.
Оглядываюсь на ступенях и, уже захлопывая дверь, успеваю увидеть толпы монстров, вырывающихся наружу, бледные лица людей и темную фигуру окруженного хищно извивающимися жгутами юноши, черные глаза которого смотрят только на меня.
Гриф…
Контора! Какое прекрасное слово. Бубачку я уже передала счастливой хозяйке, которая уплатила вдвойне за срочность. Меня очень благодарили и накормили печеньем, которое сумел стырить и Иревиль. Жаль только — Феофана там не было, но он, судя по всему, вернется еще не скоро.
Опустившись в горячую, наполненную пеной ванну, я с восторгом потянулась и погрузилась до самого подбородка. Симка заглянул в приоткрытую дверь и тихо мяукнул.
— Как задание?
— Справилась. — Из воды поднимается кулак с оттопыренным большим пальцем, который и показываю котенку.
Малыш запрыгнул на бортик и довольно заурчал.
— Я рад. Расскажешь?
— Давай я.
Смотрю на Иревиля и киваю.
Мне тоже интересно послушать, как, спасая мир, сокрушая вселенское зло и извлекая из небытия страшные и зловещие проклятия, скромный Рёва сумел-таки вытащить меня, Грифа и заказанного пса с того света.
В итоге я не разочаровалась.
В итоге я не разочаровалась. Правда, еле смогла сохранить серьезный вид, но Симка смотрел та-а-акими глазами, веря буквально каждому слову, что с трудом, но сумела не разочаровать рассказчика.
Под конец Иревиль рухнул в воду, изображая трагическую гибель главного героя. Котенок достал его лапкой и прижал к груди, лизнув в макушку. Дух недовольно вырывался, объясняя, что воскрес и нечего его слюнявить.
Хмыкнув и потянувшись за мылом, я уставилась на сидящего на полу у стены и наблюдающего за мной Грифа. И когда только успел?
— Подглядывать за купающимися девушками — неприлично, — хмурясь.
— Расскажи.
— Что? — растерянно.
— Расскажи, почему ты должна совершать добрые дела и кто тебе угрожает, — спокойно, почти равнодушно.
Почти — потому что я видела его глаза. Как лед.
— Ну…
— Я расскажу, — Рёва таки вырвался из лап котенка и спрыгнул на пол.
Вздыхаю. У него прямо вечер устного творчества. А впрочем, пусть, я…
— Нет. Я хочу, чтобы рассказала ты.
Гм.
— Почему?
— Он много врет.
Дух нахмурился и стрельнул молнией, которую легко отбил выскользнувший из плеча жгут. Мрачный Иревиль послал всех в одно место и смылся из ванной. Котенок побежал следом — он и так знал, что со мной (Феф поведал), а к такой мелкой игрушке, как летающий дух, зверек явно был неравнодушен.
Сижу, смотрю на Грифа, думаю.
— Я киборг.
Не понимает. Но молчит. Как бы объяснить попонятнее? Он меня точно после этого разлюбит. Хотя и чего я так волнуюсь?
— Смотри.
Поднимаю руку. Кожа бледнеет, сползает клочьями, виснет налокте, обнажая алые мышцы. Те, в свою очередь, медленно расступаются, и становится видна металлическая кость в окружении кучи мелких деталей, механизмов и прочего… Что эффектно доказывает: в ванной сидит не вполне живой организм.
Бледнеет. Смотрит так, словно я как минимум вылезла на его глазах из могилы и попросила закурить, некрасиво вправляя челюсть… В груди — пусто и больно. Прощай?
— А добрые дела?
Он еще тут?!
— В мой механический организм была помещена живая душа. И если я совершу достаточно хороших дел, то стану настоящим человеком.
— А если нет?
— Превращусь в бездушную машину.
Тишина. Слышно, как льется вода. А мне так сильно хочется спросить…
— Ты теперь разлюбишь меня?
Смотрит из-под черной челки. И я опять не понимаю, о чем он думает.
— Нет.
После чего он встал и вышел, прикрыв за собой дверь.
Я же почему-то улыбаюсь, закрыв слезящиеся от попавшего в них мыла глаза.
ГЛАВА 17
Что я сейчас делаю? Хм… действительно. Что? Сидя на краю обрыва, среди камней. Когда грохочет гром и молнии сверкают непрерывно, а тугие струи воды бьют по телу и скользят по коже. Когда море, врезаясь в утес, осыпает ноги сотнями брызг. А два маленьких духа, сидя неподалеку, пытаются укрыться одним пакетиком на двоих… Что я делаю?
За спиной возвышается огромный старинный замок. Темный, мрачный и неприветливый — он отнюдь не призывает страждущих укрыться от непогоды за его стенами.
Темный, мрачный и неприветливый — он отнюдь не призывает страждущих укрыться от непогоды за его стенами. Но. В руке все еще зажат клочок объявления с просьбой о помощи и обещанием неплохой награды. А неделю назад я проснулась в конторе и никого не обнаружила, кроме записки на столе и пустого блюда из-под торта.
«Бурочка, прошу простить нас за столь скорый отъезд. Но… дело деликатное и прибыльное, а учитывая твои разногласия с правительством, команда посчитала… что тебе нужен покой. Так что приедем через тридцать четыре дня. Маг и вся группа нашей конторы.