— А чего добился Гуннеруд, разоблачив или, вернее сказать, наладив меня разоблачить Арне Албу, что он по-прежнему встречается с Анной?
— Жена забрала детей и ушла от него.
— Лишить человека жизни — это не самое страшное, что можно сделать с ним. Самое страшное — лишить человека самого дорогого, ради чего он, собственно, живет.
— Классная цитата, — Эуне одобрительно кивнул. — Кто это сказал?
— Не помню, — ответил Харри.
— Тогда возникает еще один вопрос. А чего он хотел лишить тебя, Харри? Ты-то ради чего живешь?
Они подошли к дому Анны. Харри долго возился с ключом.
— Ну так что? — спросил Эуне.
— Гуннеруд, наверно, знал меня только по рассказам Анны. А она знала меня по тем временам, когда… когда у меня по большому счету ничего, кроме работы, не было.
— Работы?
— Он хотел меня засадить. Но самое главное — чтоб меня вышибли из полиции.
По лестнице они подымались молча.
Вебер и его люди уже закончили работу в квартире. Вебер с довольным видом сообщил, что найдена масса отпечатков Гуннеруда во многих местах, в особенности же на спинке кровати.
— Он не слишком-то осторожен был, — сказал Вебер.
— Он здесь так часто бывал, что в любом случае какие-то отпечатки оставил бы, — возразил Харри. — И кроме того, он был убежден, что на него подозрения ни за что не падут.
— Он не слишком-то осторожен был, — сказал Вебер.
— Он здесь так часто бывал, что в любом случае какие-то отпечатки оставил бы, — возразил Харри. — И кроме того, он был убежден, что на него подозрения ни за что не падут.
— Кстати, Арне Албу убили каким-то странным способом, — сказал Эуне, пока Харри открывал раздвижную дверь в комнату с портретами и торшером Триммера.
— Закопали головой вниз. На пляже. Похоже на какой-то ритуал, будто убийца хотел рассказать нам нечто о себе. Ты не думал об этом?
— Я тем делом не занимаюсь.
— Да я не об этом.
— Ладно. Возможно, убийца хотел рассказать нам кое-что о жертве.
— Что ты имеешь в виду.
Харри включил лампу, свет которой упал на портреты.
— Я тут вспомнил Гулатингское уложение,[67] это примерно тысяча сотый год, — читал его, когда право изучал. Так вот там записано, что умерших следует хоронить в освященной земле, за исключением злодеев, клятвопреступников и убийц. А для тех могилы рыли на границе приливной волны и дернового покрытия. А Арне Албу похоронили как раз в таком месте, так что речь не об убийстве на почве ревности, а значит, его убил не Гуннеруд. Нет, кто-то хотел показать, что Арне Албу — преступник.
— Интересно, — сказал Эуне. — Слушай, зачем нам опять эти картины смотреть? Они только ужас нагоняют.
— Ты и вправду уверен, что ничего такого в них не замечаешь?
— Ну как тебе сказать, они принадлежат кисти молодого художника с претензией на оригинальность, с чрезмерной тягой к театральности и отсутствием элементарных навыков.
— Моя коллега Беате Лённ сегодня не смогла прийти, она сейчас в Германии на конференции следователей, рассказывает, как с помощью цифровых манипуляций с изображением на видео или фото и подключением веретеновидной извилины можно опознать в лицо преступника под маской. У нее редкая врожденная способность: она помнит лица всех людей, когда-либо встречавшихся ей.
Эуне кивнул:
— Мне этот феномен известен.
— Когда я показал ей эти картины, она сразу назвала прототипы персонажей.
— Да ну?! — Эуне поднял бровь. — Ну-ка давай выкладывай.
Харри показал пальцем:
— Слева Арне Албу, в центре Альф Гуннеруд, ну а справа я.
Эуне прищурился, поправил очки и стал рассматривать портреты с разных точек.
— Интересно, — пробормотал он. — В высшей степени интересно. А я вижу только очертания лиц.
— Я хотел, чтобы ты как эксперт поручился, что такое вполне возможно. Тогда мы сможем доказать более тесную связь Гуннеруда с Анной.
Эуне взмахнул рукой:
— Если то, что ты говоришь о фрекен Лённ, правда, то ей достаточно минимум миниморум информации, чтобы узнать лицо.
Когда они вышли на улицу, Эуне сказал, что из профессионального интереса хотел бы встретиться с этой Беате Лённ.
— Она следователь, как я понимаю?
— Да, в отделе грабежей. Мы с ней распутываем дело Забойщика.
— А, понял. Как продвигается?
— Так себе. Следов немного. Они предполагали, что он скоро пойдет на новое ограбление, но пока что этого не случилось. Что, вообще-то говоря, несколько странно.
На Бугстадвейен Харри увидел кружащиеся в воздухе первые осенние снежинки.
— Зима! — крикнул Али с другой стороны улицы и показал Харри пальцем на небо. Он что-то сказал брату на урду, и тот сразу заменил его в роли грузчика и стал затаскивать ящики с фруктами в магазинчик. Али мягкой походкой пересек улицу и подошел к Харри.
Али мягкой походкой пересек улицу и подошел к Харри.
— Здорово, что все закончилось, — улыбнулся он.
— Конечно, — ответил Харри.
— Осень — дерьмовое время года. Наконец-то снежок пошел.
— Точно. А я думал, ты о том деле говорил.
— С этим компьютером в твоем чулане? Оно закончено?
— А тебе никто об этом не говорил? Они нашли человека, который его там поставил.
— Вот оно что. Поэтому жене сообщили, что мне не надо сегодня на допрос в Управление. А что там на самом-то деле произошло?