Он закрыл глаза и попытался представить, как она выглядела. Не тогда, когда они были в роли потерпевших крушение, а тогда, когда он видел ее в последний раз. Тогда они пообедали. Это точно. Она налила ему чего-то, может, вина? Он выпил? Точно. Она еще подлила, он совершенно потерял контроль над собой. Налил себе сам. Она смеялась. Целовала его. Танцевала перед ним. По обыкновению, нашептывала в ухо ласковые слова. А потом они бросились в постель и пропали в объятиях друг друга. Неужели и вправду она с такой легкостью пошла на это? А он?
Нет, так быть не могло.
Но Харри не знал наверняка, как все было. И не мог до конца отбросить мысль, что он с блаженной улыбкой нежился в объятиях вновь обретенной любовницы в доме на Соргенфри-гате, в то время как Ракель в Москве лежала, уставившись в потолок гостиничного номера, и ей никак не удавалось заснуть, потому что она могла потерять сына.
Харри поежился. Сырой, промозглый ветер пронизывал его насквозь, словно он был привидением. До сих пор он старательно отгонял от себя эти мысли, а тут они разом нахлынули на него. Если уж он не знает, мог ли предать самое дорогое в жизни, то как ему судить о своей способности совершить тот или иной поступок? Если верить Эуне, в состоянии опьянения человек либо проявляет свою истинную суть, либо, напротив, прячет ее. Но как знать, что именно в нем заложено?! Люди же не роботы, да и химические процессы в мозгу протекают когда как. Кто сумеет перечислить все, что человек может натворить под воздействием обстоятельств или материальных катализаторов?
Харри вздрогнул и выругался.
Кто сумеет перечислить все, что человек может натворить под воздействием обстоятельств или материальных катализаторов?
Харри вздрогнул и выругался. Только теперь он все понял. Понял, зачем ему было необходимо найти Арне Албу, прежде чем того заставят замолчать навеки. Не потому, что он полицейский до мозга костей, и не потому, что защита принципов правового государства стала его личным делом. А потому, что ему нужно было знать, как все произошло на самом деле. А Арне Албу — единственный, кто мог рассказать об этом.
Харри снова закрыл глаза. Ветер слабо посвистывал в трещинах гранитных скал, внося разнообразие в тягучий, монотонный шум моря.
Когда он вновь открыл глаза, было уже не так темно. Ветер разогнал облака, и над ним матово светили звезды. Луна переместилась на небосклоне. Харри посмотрел на часы. Он просидел в укрытии почти целый час. Грегор все так же бешено лаял в сторону моря. Он поднялся на одеревенелых ногах и направился к нему. Начался отлив, вода отступила, и под ногами у него оказался широкий песчаный пляж.
— Пойдем, Грегор, ничего нам здесь не найти.
Пес попытался куснуть его, когда Харри взялся за ошейник, и он инстинктивно отступил на шаг назад. Прищурившись, посмотрел в сторону моря. Лунные блики играли на черной поверхности воды, но он все же увидел впереди то, чего не разглядел, когда приливная волна достигала максимального уровня. Похоже, там торчали верхушки двух кнехтов. Харри подошел к самой воде и снова включил фонарик.
— Господи Иисусе! — прошептал он.
Грегор рванул вперед прямо по воде, и Харри последовал за ним, утопая в песке. Он прошел метров десять, но вода не доставала ему и до колена. Из воды торчали не кнехты, а пара ботинок. Итальянских, ручной работы. Харри направил фонарик вниз, и свет его выхватил иссиня-белые лодыжки, подобные двум колоннам надгробия.
Подхваченный ветром, крик Харри мгновенно утонул в рокоте волн. А вот фонарик, который он выронил, остался на песчаном дне и светил еще почти целые сутки. К следующему лету, когда его нашел маленький мальчик и сразу помчался с ним к отцу, черная краска под воздействием морской воды облезла, и никто из них не мог вообразить, что найденный Mini Maglite каким-то образом связан с ужасной прошлогодней находкой, о которой писали в газетах. Но сейчас, на летнем солнце, казалось, что эта история произошла бесконечно давно.
Часть V
Глава 32
Дэвид Хасселхофф
Утренний свет пробивался сквозь узкую прореху в облаках, и казалось, будто над морем высится белая колонна, которую Том Волер называл господней свечой над фьордом — дома у него на стенах подобные пейзажи. Он перешагнул пластиковую ленту, огораживавшую место происшествия. Люди, по их мнению, хорошо его знавшие, думали, что он по натуре такой человек — предпочитает перепрыгивать через препятствие, а не подлезать под него. Но они были бы правы лишь отчасти. Тому Волеру не были известны люди, которые бы действительно хорошо его знали, и он полагал, что такое положение вещей не изменится и в дальнейшем.
Он поднес цифровой фотоаппарат к «полицейским» солнцезащитным очкам со стеклами стального цвета. Таких очков у него дома хранилась целая дюжина. Ответная услуга благодарного клиента. Как и фотокамера. Объектив выхватил яму на склоне и лежащее рядом с ней тело мужчины. На нем были черные брюки и рубашка, когда-то белая, а ныне ставшая коричневой от глины и песка.
— Новая карточка для личной коллекции? — раздался голос Вебера.
— Вот именно, это нечто новое, — сказал Волер, не подымая глаз. — Мне нравятся убийцы, наделенные воображением. Личность установили?