Гэри Швейкарт посетил Миллигана 3 октября, приехав на микроавтобусе, чтобы забрать с собой некоторые из рисунков Билли. Он объяснил, что Джуди Стивенсон в отпуске, она уехала с мужем в Италию и не будет присутствовать на слушании по вопросу правомочности, но к началу суда вернется. Во время прогулки Гэри старался подготовить Билли к переезду в окружную тюрьму имени Франклина для ожидания слушания, а также к возможности, что они проиграют дело.
Доктор Джордж был уверен, что Билли стал цельным человеком. Он мог утверждать это по отсутствию видимых эпизодов диссоциации и по тому, как Билли вобрал в себя характеристики отдельных личностей. Сначала доктор видел то часть одной личности, то часть другой, но постепенно получилось полное смешение — гомогенизация. Это стало ясно и персоналу. Все аспекты разных личностей были видны в одном — Билли Миллигане. Доктор Джордж сказал, что пациент готов.
4 октября, за два дня до возвращения Билли в тюрьму, Гарри Франкен из «Ситизен джорнал» опубликовал второй очерк о Билли Миллигане. Из неизвестного источника он получил экземпляр отчета Хардинга и пришел к Гэри и Джуди за комментариями, сказав им, что собирается пустить это в печать. Гэри и Джуди рассказали обо всем судье Флауэрсу, который решил, что эту историю нужно опубликовать еще и в «Коламбус диспэч». Государственные защитники согласились прокомментировать отчет, поскольку он уже не был тайной. Они позволили сфотографировать рисунки, которые Гэри привез из клиники: Моисея, разбивающего таблицы с Десятью заповедями, музыканта-еврея, играющего на рожке, пейзаж и портрет Адаланы.
«Адалана». Портрет маслом работы Аллена
Газетные публикации расстроили Билли, и во время последнего сеанса с доктором Кокен он был подавлен: он страшился того, что могли сделать с ним заключенные, узнав, что одна из его личностей — лесбиянка. Билли сказал ей:
— Если меня признают виновным и отошлют обратно в Ливанскую тюрьму, я должен буду умереть.
— Тогда победит Челмер.
— Что делать? Вся эта ненависть сидит во мне. Я не могу с ней справиться.
Хотя доктор Кокен редко давала советы или инструкции, предпочитая косвенными методами добиваться того, чтобы пациент принимал решение сам, она понимала, что уже не осталось времени на подобного рода терапию.
— Твоей ненависти можно найти полезное применение, — предложила она. — Ребенком ты страдал от оскорблений. Ты мог бы победить эти ужасные воспоминания и человека, который стал их причиной, посвятив свою жизнь борьбе против насилия над детьми. Живым ты можешь бороться и победить. Если умрешь, победит человек, оскорбивший тебя.
Позднее в тот же день, разговаривая в своей палате с Донной Эгар, Билли сунул руку под кровать и достал бритву, которую Томми прикрепил к перекладине почти семь месяцев назад.
— Вот, — сказал он, передавая ей бритву. — Этого больше не нужно. Я хочу жить.
Донна заплакала и прижала его к груди. Розали он сказал:
— Я не хочу идти в мини-группу. Я должен подготовиться к тому, чтобы быть одному. Я должен стать твердым. Никаких прощаний.
Но члены мини-группы сделали для него прощальные открытки, и когда Розали принесла их ему, Билли расплакался.
— Впервые в жизни, — сказал он, — у меня нормальная человеческая реакция. По-моему, это то, что называют «смешанными чувствами». Я никогда раньше этого не испытывал.
В пятницу 6 октября, в день, когда его должны были увезти, у Розали был выходной, но она приехала в клинику, чтобы проводить его.
В пятницу 6 октября, в день, когда его должны были увезти, у Розали был выходной, но она приехала в клинику, чтобы проводить его. Она знала, что увидит поднятые брови и услышит язвительные замечания некоторых сотрудников персонала Уэйкфилда, но это было неважно. Она вошла в комнату отдыха и увидела Билли, одетого в синюю тройку. Он шагал взад-вперед по комнате в ожидании, внешне спокойный, полностью владея собой.
Розали и Донна Эгар прошли с ним в административное здание, где его уже ждал помощник шерифа, сидевший за письменным столом.
Когда помощник шерифа вынул наручники, Розали встала, загородив Билли, и спросила, неужели необходимо надевать на него наручники, как на зверя.
— Да, мэм, — ответил помощник шерифа. — Так положено.
— Бросьте, офицер, — сказала Донна. — Когда его привезли сюда, его сопровождали только две женщины. Не тронет он вас и никуда не денется.
— Не я это придумал, мэм. Мне жаль.
Билли протянул руки, и, когда наручники защелкнулись, Розали увидела, как он поморщился. Тюремный фургон двинулся, и женщины шли рядом с ним, пока машина медленно ехала по извилистой дороге к каменному мосту. Они помахали Билли, вернулись на отделение и долго плакали.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
• 1 •
Прочитав отчет доктора Джорджа Хардинга, Берни Явич и Терри Шерман согласились, что это была одна из самых тщательных психиатрических экспертиз, с которыми им приходилось иметь дело. Все, что они как обвинители привыкли критиковать в показаниях психиатров, все положения, обычно могущие быть опротестованными, в данном отчете представлялись неопровержимыми. В отличие от обычного трех-четырехчасового обследования, пациент был тщательно изучен в клинике на протяжении семи месяцев, с привлечением ведущих психологов и психиатров.