В августе, после одиннадцати месяцев, проведенных в изоляции, где Миллигана то и дело помещали в отделение для психических больных, ему сказали, что он может вернуться в прежнюю камеру.
— Мы можем дать тебе работу, где будет не так опасно, — сказал Уорден Доллман. Он показал на рисунки карандашом на стене камеры. — Я слышал о твоем таланте художника. Что, если ты будешь работать в художественной студии мистера Рейнерта?
Аллен радостно кивнул.
На следующий день Томми пошел в студию графики. В студии было много народу. Одни занимались шелкографией, другие — тиснением, третьи — фотографией или печатным прессом. Худенький, жилистый мистер Рейнерт первые несколько дней украдкой наблюдал за Томми, которого совсем не интересовало происходящее вокруг него.
— Чем бы ты хотел заняться? — спросил его Рейнерт.
— Я бы хотел рисовать. Я хорошо пишу маслом.
Рейнерт удивленно вскинул голову:
— В тюрьме никто не пишет маслом.
Я хорошо пишу маслом.
Рейнерт удивленно вскинул голову:
— В тюрьме никто не пишет маслом.
— А я пишу.
— Хорошо, Миллиган, пойдем со мной. Думаю, я знаю, где мы можем достать для тебя материалы.
Томми повезло: в Исправительном учреждении Чилликота занятия изобразительным искусством недавно были прекращены, и все краски, холсты и подрамники переслали в Ливанскую тюрьму. Рейнерт помог ему установить мольберт и сказал, что он может рисовать. Через полчаса Томми принес ему пейзаж. Рейнерт был потрясен:
— Миллиган, я никогда не видел, чтобы кто-нибудь рисовал так быстро. И хорошо нарисовано.
Томми кивнул:
— Я должен был научиться рисовать быстро, чтобы иметь возможность заканчивать свои работы.
Хотя работа маслом не входила в программу занятий графикой, Рейнерт понял, что Миллиган чувствует себя лучше всего, когда у него в руке кисть, поэтому с понедельника по пятницу разрешал рисовать все, что тот захочет. Заключенные, охранники и даже кое-кто из администрации восхищались пейзажами Томми. Он нарисовал несколько незамысловатых картин для бартера, которые подписал «Миллиган». Для себя он рисовал другие картины, и ему разрешали отдавать их Марлен или матери, когда они приходили его навещать.
Иногда в студию заходил доктор Стейнберг, который просил у Миллигана совета по поводу собственных занятий живописью. Томми показал ему, как строить перспективу, как нарисовать скалы так, чтобы они казались находящимися под водой. В выходные дни Стейнберг приходил в тюрьму, Миллигана выпускали из камеры, и они вдвоем писали натурные этюды. Зная, что Миллиган ненавидит тюремную пищу, доктор всегда приносил сандвичи «субмарина» (бутерброд, сделанный из белого батона с различными наполнителями — сосисками, сыром, специями, солеными и маринованными овощами) или рогалики со сливочным сыром и молочный коктейль.
— Я хотел бы рисовать в камере, — как-то сказал Томми Рейнерту.
Рейнерт отрицательно покачал головой:
— При двух заключенных в одной камере — нельзя. Это против правил.
Но такое правило действовало недолго. Несколько дней спустя в камеру Миллигана вошли два охранника, произвели обыск и нашли марихуану.
— Это не мое, — сказал Томми, боясь, что ему не поверят и пошлют в «дыру» — пустой изолятор.
Когда стали спрашивать его соседа по камере, тот признался, что с горя курил марихуану, потому что жена его бросила. Его посадили в изолятор, а Миллиган на некоторое время оказался один в камере.
Рейнерт поговорил с лейтенантом Морено, начальником блока камер, чтобы Миллигану позволили рисовать в камере, пока к нему не подселят другого заключенного. Морено разрешил. Таким образом, каждый день после того, как студия графики закрывалась в половине четвертого, Миллиган возвращался в камеру и рисовал до самого отбоя. Дни проходили быстро. Было легче пережидать время.
Однажды охранник сказал, что к нему в камеру подселят нового заключенного. Аллен остановился у кабинета лейтенанта Морено:
— Мистер Морено, если вы ко мне подселите кого-нибудь, я не смогу рисовать.
— Ну что ж, будешь рисовать где-нибудь в другом месте.
— Можно я вам объясню кое-что?
— Приди ко мне попозже, и мы поговорим об этом.
После ленча Аллен возвратился из студии с рисунком, который только что закончил Томми. Морено с удивлением посмотрел на рисунок и спросил:
— Это ты нарисовал? — Лейтенант взял в руки рисунок и стал разглядывать зеленый ландшафт с речкой, теряющейся вдали. — Послушай, я бы хотел иметь такую картину.
— Я нарисовал бы вам, — сказал Аллен, — только я больше не могу рисовать в камере.
— Ах да… подожди минутку.
Так ты нарисовал бы для меня?
— И притом бесплатно. Морено позвал своего помощника:
— Кейси, сними имя нового заключенного с камеры Миллигана. Вместо него вставь пустую полоску и поставь на ней кресты. — Затем он обратился к Аллену: — Не беспокойся. Ведь до комиссии тебе осталось девять месяцев? Больше в твою камеру никого не поместят.
Аллен был в восторге. Томми, Денни и Аллен рисовали каждую свободную минуту, но ни одной картины не заканчивали.
— Ты должен быть осторожен, — посоветовал Артур. — Как только Морено получит картину, он может нарушить свое слово.
Аллен «мотал» Морено почти две недели, потом пошел в его кабинет, чтобы подарить ему картину — пристань с привязанными к ней лодками. Морено был очень доволен.