Заброшенная дорога в дремучем лесу… Хорошая мощеная дорога шириной три с четвертью метра.
Тайна загадочных строителей могла оказаться где-то рядом. Тайна, которая не давала мне покоя: никто из аборигенов понятия не имел, откуда взялись дороги. Местные полагали, что дороги были всегда и образовались сами. Примерно как камни в реке.
— Пошли-ка, девочка моя, прогуляемся, — предложил я Лакомке.
Такая хорошая дорога непременно должна куда-нибудь привести.
Лакомка недовольно рыкнула. Она предпочитала, чтобы рядом был Мишка. Здесь дикие джунгли, а не городской парк. Я потеребил кисточку львиного хвоста и согласился:
— Ты права. Разделяться не следует. Давай позовем наших.
Кто-то может упрекнуть меня в том, что я забыл о захваченных колонистах ради удовлетворения собственного любопытства. Но это не так. О своих попавших в беду земляках я не забывал ни на минуту. Просто я чувствовал, что вплотную подобрался к одной из тайн «неправильной планеты». Знание же было оружием, которым не стоило пренебрегать. Особенно в той партизанской войне, которую мне вскоре придется вести.
Словом, я решил проверить, куда ведет заброшенный путь.
Теперь, когда я знал, что искать, обнаружить следы бывшего тракта было нетрудно. Тем более что был он прямым, как стрела. Прикинув возраст немногих деревьев, выросших на нем, я решил, что он заброшен не менее двух веков назад. Впрочем, я мог и ошибаться, поскольку понятия не имел, каков возраст здешних исполинов.
И вот мы вновь двигались через джунгли вчетвером. Как несколько месяцев назад. Мишка неторопливо трусил впереди, подминая молодую поросль, которая была ему — что мне трава. На спине у него восседала Марфа, хриплым воплем отмечая каждую ветку, заставляющую ее вжиматься в густую Мишкину шерсть. За Мишкой рысцой поспевал я, а за мной, то догоняя, то отставая, — Лакомка. Лес затихал при нашем приближении и вновь оживал за нашими спинами.
Этот лес мне нравился. Он чем-то напоминал бескрайние таежные чащи Центральной Сибири: прямые неохватные колонны хвойных исполинов окружали Школу Одаренных, где я вырос. Образ детства — высоченные разлапистые кедры с лохматыми вершинам, отражающиеся в синем, как лазурь, озере.
Озеро было и здесь. Бескрайнее, как море. Прозрачное, как небо. Озеро, деревья и песчаные холмы, будто гигантские черепахи, уснувшие тысячу лет назад в тихой лесной долине.
Сначала я не понял, что это за холмы. Меня обманули округлые очертания. Только когда Мишка мощными ударами лап сорвал нашлепки дерна и разметал крупный чистый песок, обнажив такую же белую каменную кладку, я понял, что заброшенная дорога привела-таки меня к ее строителям. Вернее, к месту, где они когда-то жили. Мертвая дорога к мертвому городу.
Мишка между тем продолжал свой труд с упорством и эффективностью небольшого экскаватора. Минут через десять мощные когти скребнули по твердому, тяжелая лапа хряпнула разок, сокрушив мумифицированное дерево, песок с шуршанием осыпался внутрь, и я увидел округлый дверной проем, из которого пахнуло сухой пылью древности.
Первой, решительно отпихнув меня в сторону, внутрь проскользнула Лакомка. Пронзительный писк какого-то придавленного грызуна и короткий приглашающий рык. Опасности нет.
Мишка несколькими широкими взмахами лап счистил с арки ошметки дверей и не без труда протиснулся внутрь.
— Охраняй! — велел я Марфе и шагнул в темноту.
* * *
Внутренность круглого дома сохранилась неплохо. Для пары-тройки веков. Уцелела «мебель» и утварь. И бронзовое копье с метровой длины древком можно было хоть сейчас пускать в дело. Пахло тленом, но ничего не сгнило.
И бронзовое копье с метровой длины древком можно было хоть сейчас пускать в дело. Пахло тленом, но ничего не сгнило. Даже остатки почерневшей мумифицированной плоти на разбросанных по полу костях. Людей (а кости были человеческими) буквально разорвали на части. Мужчин, женщин, детей… Многие кости были разгрызены, почти на всех — следы зубов… Как будто я оказался в логове льва. Или в пещере первобытных охотников-каннибалов.
Мишка недовольно фыркнул и пихнул меня головой: «Пошли отсюда!»
Ему здесь не нравилось. Мне — тоже. Но я уходить не торопился. Тот, кто построил этот круглый дом, определенно находился на более высокой ступени технического прогресса, чем обитатели плетеных хижин. Стены из мягкого известняка, покрытые деревянными панелями. На панелях — резьба. Какие-то знаки. Возможно, письмена. Когда-то дом был поделен на части деревянными ширмами (стремление к уединению — тоже признак развитой цивилизации), обломки которых сейчас валялись на полу, вперемешку с костями, осколками горшков, медной посудой, оружием… Обитатели дома отчаянно сопротивлялись… Видимо, безуспешно, потому что все кости были человеческими.
Я вытащил из-под обломков небольшой бронзовый топорик. Под легким налетом патины — твердая качественная бронза. Кромка до сих пор острая. На ней — запекшееся пятнышко с налипшими шерстинками. Хозяин топорика все-таки достал врага… Но вряд ли спасся.
Я выбрался наружу и полной грудью вдохнул свежий лесной воздух.
Да, я нашел их. Тех, кто строил дороги и мосты.