Время от времени он поглядывал, слушает ли его начальник полиции, потом рассказывал какую-нибудь забавную историю о демократизации в одной из бывших африканских колоний, где когда-то был послом. Браннхёуг машинально пересказывал то, что уже не раз произносил в других компаниях, а сейчас мысли его, как и в последние несколько недель, занимала Ракель Фёуке.
Она была крепким бастионом, и Браннхёугу уже стало казаться, что лучше прекратить осаду. Он и так потратил на нее слишком много времени.
Браннхёуг вспоминал свои последние маневры. Ничего бы не вышло, не будь начальником СБП Курт Мейрик. Во-первых, нужно было убрать этого Харри Холе. Убрать с дороги, с глаз долой, подальше от Осло, от Ракели и всех остальных.
Браннхёуг позвонил Курту и сказал, что источник в редакции «Дагбладет» сообщил ему, что в журналистской среде ходят слухи, будто осенью, во время визита Клинтона в Осло, «что-то произошло». Нужно быстро принять меры, спрятать Холе туда, где пресса до него не доберется, не так ли?
Курт хмыкнул и ответил: «Н-да-а». В конце концов, пока то дело не забыто, у Браннхёуга на руках все козыри. Вообще-то Браннхёуг сомневался, что Мейрик хоть сколько-нибудь ему поверил. Но это его особо не беспокоило. Через пару дней Курт позвонил и сказал, что Харри Холе отправлен «на фронт» — в какое-то захолустье в Швеции. Браннхёуг потирал руки. Теперь ничто не могло помешать его планам насчет Ракели.
— Наша демократия — как красивая, улыбчивая, но слегка наивная девчушка. То, что силы добра держатся вместе, вовсе не значит, что власть в нашем обществе захватила элита.
Нет, это просто единственная гарантия того, что нашу дочурку-демократию не охмурят и власть не перейдет в руки нежелательных людей. Именно поэтому верность долгу, эта полузабытая добродетель, в нашем кругу не только желаема, но совершенно необходима. Да, наш долг…
Когда все уселись в глубокие кресла в гостиной; Браннхёуг пустил по кругу свой портсигар с кубинскими сигарами, подарок норвежского генерального консула в Гаване.
— Кубинки свертывают их бедрами, — подмигнув, шепнул Браннхёуг мужу Анны Стёрксен, но тот, кажется, не понял. Он был какой-то скованный и скучный, этот ее муж, как его там зовут? Двойное имя. Господи, неужели забыл? Тур-Эрик! Его зовут Тур-Эрик! — Еще коньяку, Тур-Эрик?
Тур-Эрик сдержанно улыбнулся своими поджатыми тонкими губами и покачал головой. Наверняка аскет из тех, кто пробегают по пятьдесят километров в неделю, подумал Браннхёуг. Все в этом человеке было тощее: тело, лицо, редкие волосы. Браннхёуг видел, как во время его речи Тур-Эрик переглядывался с женой, будто намекая на что-то, известное только им двоим. Необязательно, что это имеет отношение к его речи.
— Разумно, — недовольно сказал Браннхёуг. — Надо думать и о завтрашнем дне, не так ли?
Вдруг в дверях показалась Эльса:
— Тебя к телефону, Бернт.
— У нас гости, Эльса.
— Это из «Дагбладет».
— Я возьму трубку в кабинете.
Звонили из службы новостей, какая-то незнакомая ему женщина. Судя по голосу, молодая. Браннхёуг попытался представить ее себе. Она спрашивала о демонстрации, которая проходила этим вечером у австрийского посольства против Йорга Хайдера и ультраправой Партии свободы, что вошла в правительство. Журналистка просила Браннхёуга дать свои комментарии для завтрашнего выпуска газеты.
— Господин Браннхёуг, как вы считаете, это может определить курс норвежско-австрийских отношений?
Браннхёуг закрыл глаза. Как всегда, журналисты закидывают удочку, хотя и Браннхёуг и они прекрасно знают, что он не клюнет, — у него слишком большой опыт. Браннхёуг чувствовал, что опьянел, голова была легкой, стоило закрыть глаза, как перед ними проплывали пятна света, но говорить это не мешало.
— Это вопрос политической оценки, и он решается не сотрудниками МИДа, — ответил он.
Молчание. Браннхёугу понравился голос журналистки. Он чувствовал, что она блондинка.
— Но, обладая столь обширны опытом в вопросах международных отношений, вы можете предположить, какие шаги предпримет норвежское правительство?
Браннхёуг знал, что ответить. До боли простое: «Я не хочу загадывать».
Ни больше ни меньше. Это просто смешно. На месте Браннхёуга не стоило так долго раздумывать над вопросом, на который он уже не раз давал ответ. Молодые журналисты обычно думают над нужным вопросом полночи, потом задают именно этот и верят, что они первые, кто его задает. И всем им нравится, когда Браннхёуг раздумывает, прежде чем дать тот ответ, который он давал уже сто раз: «Я не хочу загадывать».
Браннхёуг удивился, что еще не сказал ей этих слов. Но в голосе журналистки было что-то особенное, и Браннхёугу захотелось пойти ей навстречу. Она сказала, что он обладает «столь обширным опытом». Интересно, она сама решила позвонить именно ему, Бернту Браннхёугу?
— Как главный советник Министерства иностранных дел, я придерживаюсь мнения, что наши отношения с Австрией останутся прежними, — ответил Браннхёуг. — Но очевидно, что и другие страны реагируют на последние события в Австрии. И при том, что у нас сохраняются дипломатические отношения со страной, это не означает, что мы одобряем то, что в ней происходит.