— Я понимаю, шеф, это звучит неправдоподобно, но Эуне говорит, такое возможно. А он хочет нам помочь.
— И ты веришь, что Эуне сможет загипнотизировать Юля, вызвать личность Даниеля Гюдесона и выбить у нее признание?
— Вовсе не обязательно, что Эвен Юль знает, что сделал Даниель Гюдесон, а поэтому поговорить с ним просто необходимо, — сказал Харри. — Эуне говорит, что люди с расщеплением личности сильно подвержены гипнозу, поскольку сами себя все время гипнотизируют.
— Замечательно. — Мёллер поднял глаза к небу. — А зачем тебе еще ордер на обыск?
— Как вы сами сказали, у нас нет ни улик, ни свидетелей, а на психологические эксперименты суд, скорее всего, не купится. Но если мы найдем винтовку, то все — мы у цели, больше нам ничего и не нужно!
— Хм. — Мёллер остановился. — А мотив? — (Харри посмотрел на него удивленными глазами.) Насколько мне известно из практики, даже у сумасшедших преступников есть какой-то мотив. А у Юля я его не вижу.
— У Юля его и не должно быть, шеф, — ответил Харри. — Он есть у Даниеля Гюдесона. Сигне Юль так или иначе переметнулась на сторону врага. Его мотив — месть. И эта надпись на зеркале «Бог мой судья» означает, что он расценивает все эти убийства как часть своеобразного крестового похода, что он считает себя правым, хотя знает, что другие его осудят.
— Ну, а другие убийства? Бернт Браннхёуг и — если ты считаешь, что это дело рук одного и того же человека, — Халлгрим Дале?
— Не знаю, какие у него тут мотивы. Но ведь Бернта Браннхёуга убили из винтовки Мерклина, а Халлгрим Дале был знаком с Даниелем Гюдесоном. И, как показало вскрытие, глотка у Дале была перерезана вполне хирургически.
Может, Юль решил убить Дале, потому что тот понял, что он выдает себя за Даниеля Гюдесона.
Халворсен кашлянул.
— Что такое? — недовольно спросил Харри. Он уж успел как следует изучить Халворсена и понял, что сейчас начнется критика.
— Тебя послушать, получается, что в момент убийства Халлгрима Дале Эвен Юль был Эвеном Юлем. Ведь Даниель Гюдесон не был хирургом!
Харри проглотил последний кусок кебаба, вытер рот салфеткой и огляделся, ища глазами урну.
— Ну, — протянул он, — в общем, я имел в виду, что пока ответить на все вопросы мы не можем. Я понимаю, что для прокурора наших доказательств недостаточно. Но ни нам, ни ему не следует забывать, что подозреваемый может совершить очередное убийство. Шеф, вы боитесь, что будет скандал, если мы разоблачим Эвена Юля. Но представляете, какой скандал будет, если он убьет еще кого-нибудь? А когда выяснится, что мы его подозревали, но не помешали ему…
— Да, да, да, я все это знаю! — сказал Мёллер. — Значит, по-твоему, он продолжит убивать?
— Многое в этом деле мне непонятно, — ответил Харри. — Совершенно ясно только одно: он еще не выполнил всех пунктов своего плана.
— И почему же это тебе «совершенно ясно»?
Харри похлопал себя по животу и ухмыльнулся:
— Тут у меня — маленький телеграф, и он постоянно отстукивает мне морзянку. О том, что у преступника была причина купить самую дорогую в мире киллерскую винтовку. Вы знаете, шеф, имя Даниеля Гюдесона было легендой — среди прочего потому, что он превосходно стрелял. И сейчас мой телеграф стучит, что этот крестовый поход приближается к логическому завершению. Преступник решил увенчать свою работу чем-то, что обессмертит имя Даниеля Гюдесона.
На секунду сквозь летнее тепло, поднимая в воздух пыль и мусор, по Мотцфельдтсгате пронесся порыв ледяного ветра — последнее дуновение зимы. Мёллер закрыл глаза, вздрогнул и поплотнее запахнул пальто. В Берген, подумал он. В Берген.
— Я попробую что-нибудь сделать, — сказал он. — Ждите моего звонка.
Эпизод 90
Полицейский участок, 16 мая 2000 года
Харри и Халворсен ждали звонка. Ждали так сильно, что, когда телефон зазвонил, оба вскочили на ноги. Харри сорвал трубку и заорал в нее:
— Холе слушает!
— Кричать уже необязательно, — ответила ему Ракель. — Для этого и придумали телефон. Что ты там говорил про семнадцатое?
— Что? — Харри потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить. — Что я буду на дежурстве?
— Нет, другое, — сказала Ракель. — Что ты сделаешь все возможное и невозможное…
— А, ты в этом смысле. — Харри ощутил в груди странное, но приятное тепло. — Вы решили провести этот день со мной, если кто-нибудь согласится подежурить за меня?
Ракель рассмеялась:
— Ты такая прелесть, Харри! Хочу тебе сразу сказать, что твоя кандидатура была не первой в списке. Но раз уж отец отказался, сказав, что хочет в этот раз побыть один, то да, мы решили провести этот день с тобой.
— А что Олег?
— Это было его предложение.
— Да? Какой славный парень!
Харри был рад. Так рад, что ему хотелось кричать от радости. Он подмигнул Халворсену, который сидел за столом, широко улыбаясь.
— Ну что, договорились? — вкрадчиво спросила Ракель.
— Если у меня получится со всем разобраться, то да. Я перезвоню.
— Хорошо, или можешь зайти вечером поужинать. Если, конечно, будет время. И желание.
Эти слова были сказаны настолько непринужденно, что Харри сразу понял, что Ракель заготовила их до звонка.
И желание.
Эти слова были сказаны настолько непринужденно, что Харри сразу понял, что Ракель заготовила их до звонка. Внутри бурлил смех, голова была легкой, будто от наркоты, и ему уже хотелось ответить «да», когда он вдруг вспомнил ее слова за обедом в «Диннере»: «Я знаю, что одним разом дело не кончится». Она приглашает его не на ужин.