— Так точно, господин.
Боцман вышел, горько усмехаясь.
«Мы за них возьмемся…»
Никаких распоряжений не последовало.
Тарес погладил рукоять лежавшего на столе меча. Он прекрасно понимал, в какой ситуации оказался. Понимал лучше, чем мог догадываться Дороль.
Он был слишком слаб для того, чтобы удержать команду в подчинении, и знал об этом. Он мог выйти на палубу и отдать приказ ставить паруса. Он мог проложить курс и навести более или менее приемлемый порядок. Он был вторым помощником Раписа, и команда привыкла его слушаться. Но не более того.
Капитан не только командир. Он еще и судья… Теперь награждать и карать должен был Тарес. Он знал, что к подобному никто не отнесется всерьез. Лишь наказание, наложенное Раписом, могло быть справедливым. Лишь награды, полученные из рук Раписа, могли быть заслуженными.
А теперь наказывать должен был он. За беспорядок, за бардак на корабле, за самоволие, за пьянство… Если сейчас он пустит все на самотек, то с этих пор ему придется закрывать глаза на все и всегда — первый шаг в сторону полного упадка дисциплины. Потом они не станут слушать даже приказа ставить паруса. Будут грабить все, что удастся награбить, бессмысленно, дико… и найдут свой конец на реях какого-нибудь стражника. А до того дележ добычи будет происходить среди драк и убийств, он же ничего не сможет сказать, не то что сделать… Нет. Подобного допустить было нельзя.
Но он не мог ничего предотвратить. Он был слишком слаб. Для них он был лишь вторым помощником капитана. И он знал, что останется им до конца дней своих, независимо от того, как будут его именовать. Останется человеком, ответственным за снабжение продовольствием, оружием и пресной водой. Не более того.
Время шло… Тарес сидел не двигаясь с места, погруженный в размышления. Он вздрогнул лишь, когда тихо скрипнула дверь.
В дверях стоял Раладан.
Когда Дороль отправился будить Тареса, лоцман нашел девушку. Как он и предполагал, она была в каюте Эхадена. Сидя на большом ящике у стены, она посмотрела на вошедшего враждебно и вместе с тем испуганно. Раладан закрыл за собой дверь.
— Я знаю, кто ты, госпожа, — без лишних слов сказал он.
Девушка медленно встала. В глазах ее он увидел страх и удивление.
— Каким… чудом? — чуть хрипло спросила она.
Он показал на низкий табурет:
— Можно мне сесть, госпожа?
Она машинально кивнула.
Лоцман сел и положил руки на колени, сплетя пальцы.
— Я друг, — сказал он, глядя ей прямо в лицо, — и хочу, чтобы ты мне поверила… Да, я знаю, я пират и разбойник, — казалось, он читал ее мысли, — но прежде всего я человек, которому твой отец дважды спасал жизнь… Я не успел отплатить ему тем же. — Он помолчал, затем продолжил: — Однако твой отец, госпожа, оставил завещание. И я должен его исполнить. Я разговаривал с капитаном, прежде чем он… умер.
Девушка снова села на ящик.
— Меня это не волнует, — тихо ответила она.
Он кивнул.
— Может быть… Но это не освобождает меня от обязательства, данного капитану.
Он кивнул.
— Может быть… Но это не освобождает меня от обязательства, данного капитану.
Девушка молчала.
— Я знаю, вернее, догадываюсь, что произошло тогда, — с нажимом сказал он, глядя ей в лицо. Девушка внезапно побледнела. — Я также знаю, что твой отец не вполне владел собой, оказавшись во власти некоего… неких сил. Думаю, тебе тоже следует об этом знать.
Она опустила голову.
— Меня это не волнует, — повторила она еще тише.
— Хорошо, госпожа. Но, независимо от того, что тебя волнует, а что нет, ты должна знать, что твой отец перед смертью поручил мне опекать тебя. Такова была его последняя воля.
Девушка подняла голову и долго смотрела ему в глаза.
— Я не желаю ничьей опеки.
Лоцман развел руками.
— Меня это не волнует, — сказал он, подражая ее словам.
Молчание затягивалось.
— Возможно, это наш первый и последний разговор, поскольку я вижу, что ты пытаешься изо всех сил усложнить мне задачу. Но я не уйду отсюда до тех пор, пока не скажу всего. То, что сделал с тобой Рапис, ужасно. Я не требую, чтобы ты простила ему все, полюбила его самого и жизнь, которую он вел. Ты можешь испытывать ненависть, презрение, отвращение… все, что хочешь. Но есть люди, которым капитан дал столько, сколько ты не могла бы дать за всю свою жизнь. Я хочу, чтобы ты это поняла. Я требую этого, госпожа.
Он заметил, как дрогнули ее губы, и понял, что зацепил нужную струну ее души.
Раладан немного подождал. Она не просила, чтобы он говорил дальше, но и не требовала, чтобы он ушел. Поняв ее молчание как знак согласия, он начал тщательно подбирать слова.
— Ты находишься на пиратском корабле, — сказал он. — Хочешь ты того или нет, но ты останешься на нем по крайней мере до тех пор, пока мы не пристанем к какому-нибудь берегу. А теперь уясни себе, кто ты, что тебе можно, а чего нельзя… Тарес никогда не будет капитаном этого корабля, помолчав, продолжал он. — А если его даже и назовут так, то от этого ничего не изменится. «Морской Змей» обречен, он пойдет ко дну раньше, чем полагает кто-либо из его команды.
Девушка пожала плечами:
— Меня это…
Неожиданно она замолчала и слабо улыбнулась.
— Да, на этот раз меня это и в самом деле не волнует, — закончила она.