Но от укрепления остались одни закопченные стены. Внутри обнаружились обгорелые останки трех человек, а на обочине дороги трупы шестерых пигмеев. Самое странное, погибли дикари от огнестрельных ранений!
— Ничего не понимаю, — пробормотал Тони, брезгливо морщась. На тела сородичей лишний раз старались не смотреть. — Мы ж сами в них стреляли. Не берут их пули! В чем подвох?!
— Может, дело в шамане? — Захар покосился на Артема, но Сноходец лишь пожал плечами.
— В смысле?
— Эти рванули так, без прикрытия колдунов. Уж не знаю, отличиться хотели или просто болваны по жизни… Но ребята их положили. Тогда сюда подтянули тяжелую артиллерию из шаманов, на чем штурм и закончился, — Захар сплюнул в пыль. От запаха гари мутило.
— А мне вот интересно другое. Какого дьявола дикари вдруг напролом полезли? Вспомните, они ж, как топь перешли, по одной схеме работали. Сначала оттесняют наших, потом жгут дома, а тут вдруг как рванули. Несколько групп, шныряющие в тылу не в счет, — сказал Борис, задумчиво.
— А ты сравни их деревеньки с городом, — усмехнулся Захар. — Они ж, как вылезли из болот, дома увидели, решили, что это вот наша деревня и есть. Жги вволю. А как дальше сунулись, так и растерялись. Деревня-то и не думает заканчиваться…
— Похоже на правду.
…Они снова побежали, но теперь им постоянно попадались следы присутствия туземцев. Поваленные заборы, выломанные двери. Дважды встречались еще горящие дома. Всякий раз вокруг лежали тела пигмеев и даже воинов с татуированным скорпионом. Захар не сомневался, что они видят редкие очаги сопротивления дикарям. На телах аборигенов было много колотых и рубленых ран — кое-кто из общинников умел драться. Но с шаманами они тягаться не могли. Дома-крепости оборачивались огненными ловушками.
Страшная смерть.
Они ведь поначалу просто шли на выручку к соседям. Не принимая чужой беды близко к сердцу. Да, надо помочь соплеменникам, да, надо дать укорот дикарям… Все разумно и правильно, но без души. Холодно и отстраненно. Как наемники, которым все равно с кем воевать, лишь бы деньги платили. Один холодный расчет.
Но разгром на улицах Дикого пробил ледяной панцирь равнодушия. Безжалостность, с которой туземцы расправлялись с людьми, бесила. Звериные инстинкты оборотней требовали немедленно найти врага и уничтожить, разорвать на части, отомстить. То один, то другой Меченый, видя следы пребывания дикарей, начинал ругаться. Страшно и зло.
Война перестала быть чужой.
Захар сам ловил себя на мысли, что хочет убивать лесных гаденышей, давить голыми руками. Чтобы впредь было не повадно лезть на землю людей. Эмоции были пугающе яркие, от чего мозг начинало заволакивать пеленой бешенства.
«Не сорваться бы», — с некоторым даже восторгом подумал Захар. Желание отдаться темной волне, закипающей в сердце, казалось очень соблазнительным.
…Еще один дом, хозяева которого дали бой туземцам, обнаружился через улицу. Его обитатели не тратили время на бессмысленную пальбу и схватились с врагом врукопашную.
Сразу не поймешь, что здесь случилось. Весь палисадник вытоптан, с забора свешивается татуированное тело дикаря. Что характерно, без головы. В крыше зияет огромная дыра, единственное окно выбито. Еще несколько убитых лежат рядом с крыльцом. От входной двери остались лишь искореженные петли и несколько расколотых досок, у порога огромная лужа крови.
И никого вокруг. Почему-то дикари не пожелали ничего поджигать.
Двое оборотней сунулись в дом, но никого не нашли. Отчего-то холодея внутри, Захар прошел на задний двор и… окаменел. Хозяева были здесь: четыре женщины, одна совсем девочка, и два мужика за сорок. Убитые с какой-то запредельной, не поддающейся описанию жестокостью. Разум, породивший такое, не должен был существовать даже в самом кошмарном из миров.
Захар не понял, как оказался на улице. Перед глазами мелькали какие-то обрывки, сознание отказывалось воспринимать столь чудовищную картину целиком.
Перед глазами мелькали какие-то обрывки, сознание отказывалось воспринимать столь чудовищную картину целиком. Темные пятна крови, изуродованные тела и чудовищная мука, исказившая лица. О, он никогда не забудет этих лиц…
Ненахова рвало. Желудок выворачивало наизнанку. Давно шла одна желчь, а он все не мог и не мог остановиться. Боже, дай силы забыть увиденное! Помоги! Рядом кто-то стонал, кто-то матерился, что-то обещал.
— Хватит! — зарычал вдруг Захар, вскакивая. — Хватит!
Его корежила волна трансформаций. Вместо боли пришла ярость. Исступленная ярость, смывшая все прочие чувства, разбудившая запрятанного глубоко в душе Зверя. Он есть у каждого — не важно, Меченый ты или обычный человек, — спит до поры до времени. Его время наступает, когда отчаяние перехлестывает все мыслимые границы, когда боль из нестерпимой становится немыслимой, когда ненависть окрашивает мир в два цвета. Существо, пробудившее в себе Зверя, способно лишь убивать.
И теперь тело Захара перестраивалось, принимая еще более смертоносную форму.
— М-месть! М-месть!! — Гортань изменилась настолько, что вскоре он уже не мог говорить и лишь ревел. Протяжно, зло, по-волчьи задрав голову к небу. Через несколько мгновений его поддержали остальные оборотни. Его стая. Удержать ненависть в себе не смог никто, все поддались кровожадному безумию.