Желтый браслет!
Слейтесь воедино!
Слейтесь, соединитесь,
Породите то, что я велю!
Вспыхни, мост меж берегами!
Вспыхни и соедини, потом — исчезни!
Слова были просты, но в звуках их, и в их чередовании, и в голосе Дайомы таилась магическая сила — не та, что сотрясает землю и горы, но иная, производящая воздействия хрупкие, тонкие и невесомые, едва колеблющие мировой эфир. Ибо что может быть более тонким, более хрупким и невесомым, чем радуга?
Красный луч протянулся от жезла и, частью смешавшись с черным, породил оранжевый цвет; чистые световые колонны, желтая и зеленая, вознеслись от браслета и чаши; испущенный же бархатом сияющий столб расщепился натрое: один луч был синим, а два других, соединившихся с белым и черным, блистали небесной голубизной и фиолетовыми гранями аметиста. Теперь над столом трепетал радужный стебель; он вытягивался вверх, в вечернее небо, все сильней и сильней изгибался к востоку, превращаясь в многоцветную высокую арку бесплотного моста.
Дайома быстро подошла к столу, склонилась над ним; ее лицо окутывали яркие световые блики.
Дайома быстро подошла к столу, склонилась над ним; ее лицо окутывали яркие световые блики. Красный и оранжевый, желтый и зеленый, голубой, синий, фиолетовый… Иллюзорная радуга простиралась над островом и морем, летела к далекому берегу, к мрачной долине меж скалистых стен, к капищу, отмеченному пятью черными камнями, к груде посеревших костяков, к могучему телу, скованному необоримым сном…
Ощутив ее присутствие и ее могущество, крысоподобные демоны, дремавшие в куче костей, с паническим писком ринулись вниз, в свои смрадные подземные норы. Брезгливая гримаса исказила прекрасные черты Дайомы: Эти твари были так омерзительны! Но, преодолевая отвращение, она продолжала искать — пока ее бесплотная мысль не коснулась разума спящего исполина.
Она вздохнула с облегчением; как и ожидалось, пиктский друид не сумел обратить Идрайна в камень. Искра жизни все еще тлела в груди голема — слабая искра, но вполне достаточная, чтобы распалить животворный костер. Он даже видел сны — странные сны, наполовину человеческие, наполовину такие, что снятся скалам и утесам, вознесенным над морской гладью.
Довольно улыбнувшись, Дайома пробудила голема. Он встал, сжимая свою секиру, отряхивая с плеч обломки истлевших костей Сирандола; губы его шевельнулись, произнося слова почтения и покорности госпоже. Но Владычица Острова Снов нетерпеливо прервала Идрайна, напомнив, что он должен торопиться. Железный обруч на голове возлюбленного покажет направление; спеши же, спеши, верный слуга! Спеши, и помни о награде!
Огромные ступни голема давили кости и черепа, обращая их в серую пыль. Он преодолел магическую защиту пяти камней, сунул за пояс секиру и зашагал на север. С каждым мигом его движения становились все уверенней, походка — тверже; на лице, обычно бесстрастном, появилось выражение озабоченности.
Быстрей, поторопила его Дайома; спеши и помни о награде!
Голем вздрогнул и помчался плавными стремительными скачками. Подошвы его сапог оставляли глубокие вмятины в сырой почве.
Владычица Острова Снов со вздохом выпрямилась и отступила от стола; дело было сделано, сияющая радуга в небесах погасла. Она взглянула в свой магический кристалл, увидела возлюбленного, сидевшего у костра, и улыбнулась ему; затем повелительным жестом подозвала служанок.
* * *
Путь Конана отклонился к западу, к прибрежным утесам, за которыми бушевало море. Тут встречались сосновые рощицы и заросли разлапистых елей; тут, в укромных бухтах, прятались ванирские подворья — побольше, принадлежавшие вождям, и совсем маленькие, в которых обитала одна семья, какой-нибудь рыбак или охотник с женой и полудюжиной рыжеголовых отпрысков. Смутные мысли бродили у Конана в голове; он собирался заглянуть в подходящую ванирскую усадьбу и либо найти там дружину из крепких молодцов, готовых штурмовать хоть замок колдуна, хоть ворота мрачного царства Нергала, либо выведать, где можно разжиться сотней-другой воинов. Не исключалось, что такой визит мог закончиться дракой. Все зависело от обстоятельств: как его примут, куда посадят, какой кусок поднесут — или предложат, вместо мяса и пива, понюхать лезвие секиры.
Размышляя на сей счет и прислушиваясь к грохоту волн, упрямо таранивших берег, он хриплым голосом напевал:
Рубите мачты, ребята, И снасти рубите тоже! Атоллы на горизонте Сияют коралловой кожей!
Песня будила невеселые воспоминания — о кормчем Шуге, старом псе, об Одноухом, десятнике стрелков, о Карате, парусном мастере, о мошеннике Броде, Кривом Козле, Стимо с бычьим загривком, недоумке Рикозе и прочих головорезах, ходивших с ним на «Тигрице». Эх, были б барахтанцы тут, не пришлось бы сговариваться с ванами, искать у них людей! С другой стороны, если б его парни были, к чему тогда мстить Гор-Небсехту, этой склизкой стигийской гадюке? — думал Конан.
Тогда он бы о колдуне и слыхом не слыхивал, как и о Дайоме, Владычице Острова Снов!
Но судьба сулила иначе, и теперь, подбираясь к замку Кро Ганбор, Конан мечтал, как справит тризну по своему экипажу — причем не багряным барахтанским вином, а кровью! Вот только воинов у него маловато: один пикт и одна пуантенка…