Отринув ненадолго мысли о прошлом, Он обратился к Избраннику, взывавшему о помощи, и решил, что надо уделить ему крупицу внимания — пока тот окончательно не спятил.
Беспокойство Избранника было Ему непонятным. Женщина, которой так жаждал стигиец, опередила его: послала двух воинов, чтобы покончить с Гор-Небсехтом. Но только двух! Не сотни ваниров на боевых кораблях, как собирался сделать сам Избранник! К тому же оба эти бойца скитались сейчас в прибрежных лесах, и стигиец ухитрился навести на их следы пиктов. Тогда из-за чего он тревожится? Боится двух ничтожных головорезов?
Правда, эти люди хоть и являлись прахом земным, могли представлять для Избранника некоторую опасность. Проследив за магической связью, соединявшей черный алтарь Кро Ганбора с вересковой пустошью, Аррак был вынужден сие признать. Несколько мгновений Он любовался яростной схваткой, кипевшей у трех больших валунов, глядел, как черноволосый воин с синими глазами рубит пиктов. Пожалуй, этот воитель — судя по облику, из киммерийцев — ничем не уступал Эйриму, вождю западных ванов. Он был отважен, силен и удачлив, ибо только удачливый человек сумел бы уложить десяток врагов, получив лишь пару царапин!
Но удача синеглазого иссякала с каждым взмахом меча.
Пикты наседали, и Аррак уже приготовился к лицезрению последней сцены, когда из леса вынырнул еще один персонаж. Он не походил на киммерийца; он был выше его и шире в плечах, мускулистее и явно сильнее. Имелись и другие отличия: бледно-серый цвет кожи, рубленые черты лица, уверенно-спокойные жесты, холодноватый и равнодушный взгляд. Но главное было в другом: хоть киммериец и являлся великим воителем, этот серокожий исполин превосходил его — превосходил настолько же, насколько ветеран превосходит неопытного новичка.
С чувством, близким к восхищению, Аррак следил, как серокожий взялся за дело. Разумеется, и этот великан был ничтожным прахом земным, недостойным взгляда Древнего Духа Изменчивости, но Аррак признался себе, что не может оторваться от завлекательного зрелища. Серокожий быстро закончил то, что начал синеглазый: сокрушил пиктов секирой и кулаком, доказав свою удачливость и уменье. Он был великолепен!
Пожалуй, думал Аррак, стоит присмотреться к нему повнимательней. Если у великана имеется некая цель, то он может стать более подходящим вместилищем для Древнего Духа, чем Эйрим, вождь западных ванов. Не подвергнуть ли серокожего испытанию? Смертельной опасности, как просит о том Избранник? Если он выживет, то можно допустить его в Кро Ганбор, чтобы познакомиться ближе…
Впрочем, размышлять на сию тему было еще рано. Пройдет немало дней, прежде чем киммериец и серокожий достигнут равнин Ванахейма — люди так медлительны! Аррак не сомневался, что нынешний Избранник своевременно известит об этом, взмолившись о помощи. А потому Древний Дух вновь оставил стигийца, погрузившись в мысли о своем могуществе, о причинах изгнания из Предвечного Мира, и в думы о прошлом.
* * *
— Не могу, — шепнула Зийна, — не могу, милый! Он смотрит…
— Он спит, — сказал Конан, лаская упругую грудь девушки. — Спит, не видит и не слышит ничего. Он — камень, и ему нет до нас дела, клянусь Кромом!
По правде говоря, киммериец лишь пытался успокоить Зийну. Их серокожий спутник хоть и сидел неподвижно, с опущенными веками, не пропускал ни шороха лесного, ни тени в ночном сумраке. Впрочем, их шепот и возня под накинутым плащом его не интересовали; вряд ли Идрайн даже понимал, чем они занимаются и что означают поцелуи, объятья и сдержанные стоны Зийны.
Второй день они пробирались вдоль побережья, в приграничной местности, разделявшей Ванахейм и Пустоши Пиктов. Здесь, на севере, во владениях Имира, подтаявшие морские льды еще дышали холодом, под низкорослыми елями еще лежали груды снега, а чахлые корявые березы, торчавшие среди трясин, только-только начали пробуждаться к жизни после зимних метелей и вьюг. Путешествовать в этих краях было нелегко: заваленный буреломом болотистый лес подступал к самым береговым утесам, отвесным и обрывистым, каменный щит материка взрезали шхеры, иногда рассекавшие сушу на многие тысячи локтей. Но между лесом и скалами тянулось сравнительно открытое пространство, узкая полоска земли, покрытая осыпями и желтой прошлогодней травой; эту естественную дорогу, уходившую к северу, к равнинам Ванахейма, Конан и решил использовать.
После битвы с пиктами они потратили день или два на отдых, в основном из-за Зийны, так как раны киммерийца были не столь серьезными и не помешали бы ему продолжить путь. Но удар дубины, которую метнули в ноги девушке, не прошел бесследно. Кости ее, к счастью, остались целы, однако на голенях вспухли огромные синяки, причинявшие боль при любом движении. Конан лечил ее примочками из листьев папоротника да горьким отваром из мха и хвои. Один Митра ведал, какое из этих средств оказало целительный эффект, но вскоре опухоль спала, и Зийне удалось взгромоздиться на жеребца Идрайна. Путники тут же тронулись в дорогу: мужчины — пешком, девушка — на коне.
Путники тут же тронулись в дорогу: мужчины — пешком, девушка — на коне.
Когда они пересекли лес и вышли к побережью, скакун начал хромать. Копыта его были сбиты о камни, вдобавок он непрерывно дрожал — для зингарского жеребца суровый северный климат был непривычен, как и жалкие сухие стебли, которые ему приходилось жевать вместо сочной зеленой травы. Возможно, сказывалась и недавняя бешеная скачка, когда Идрайн гнал скакуна днем и ночью, пытаясь настигнуть своего сбежавшего господина; так или иначе, каменные осыпи и холод доконали скакуна. Конан забил его и оставил на поживу волкам, ибо в мясе путники нужды не испытывали — на болотах было достаточно уток и гусей, а в лесу встречались кабаны и лоси. Арбалет Конана вполне мог прокормить его и Зийну, а Идрайн не нуждался в пище.