Но Конан видел сейчас лицо и фигуру Рагара, слуги Митры; видел его распростертые руки и синие слепящие молнии, что били из них, усмиряя огненных демонов; видел знак Могущества и Силы, дарованных светлым богом человеку. Такой Силы, перед которой магия Владычицы Острова Снов, волшба Гор-Небсехта или старого Зартрикса, друида пиктов, значили меньше, чем ничего. Этот мираж стоял перед глазами киммерийца, заслоняя прекрасный лик Дайомы, а в голове торжествующим звоном колокола билась прежняя мысль: он — свободен!
Владычица сделала повелительный жест, и свита ее замерла. В одиночестве она двинулась вперед; край мантии скользил по золотому песку, порывы теплого ветра играли серебристой туникой. Блеск и сверканье самоцветов слепили взор, но глаза Дайомы светились ярче драгоценных камней. Она была счастлива: возлюбленный вернулся!
Потом Владычица Острова Снов взглянула на Конана, и улыбка на пунцовых губах поблекла, погасло сияние очей, и кровь отхлынула от нежного атласа щек. Долго они смотрели друг на друга; мгновения казались годами, и в безмолвном их диалоге глаза говорили то, о чем молчали губы. Наконец Конан потянулся к поясу и вытащил из ножен свой стигийский клинок. Лезвие кинжала казалось покрытым запекшейся кровью, но то была не кровь, а ржавчина; шелушась под сильными пальцами, она закружила в воздухе облачком бурого праха. Дайома глядела на эту пыль, и последние следы радостного ожидания меркли в ее изумрудных зрачках, сменяясь удивлением и печалью.
Переломив клинок, Конан швырнул его к ногам Владычицы. Потом содрал с головы обруч и отправил его следом.
— Я свободен? — глухо промолвил он.
Как всякая женщина, Дайома не пожелала сразу ответить на этот вопрос. Она сделала еще один шаг вперед; ее туника, подхваченная свежим порывом бриза, натянулась, обрисовав чарующие контуры груди, стройного стана, упругих и округлых бедер. Как прекрасна была она в этот миг — высокая и гибкая, с короной из переплетавшихся рыжих локонов, с зелеными глазами, в которых искрились слезинки! Но взгляд Конана был холоден и равнодушен. Сейчас он видел уже не аргосца, усмиряющего огненных демонов Кардала, а черный кубический алтарь, труп стигийского мага перед ним и золотистый клинок, извлеченный из шеи Гор-Небсехта. Клинок, оставшийся нетленным; свидетельство обмана. — Ты… — выдохнула Дайома, — ты даже не хочешь меня поцеловать?
Брови ее надломились в горестном изумлении.
— Я свободен? — повторил Конан, подтолкнув ржавые обломки носком сапога.
Клинок, оставшийся нетленным; свидетельство обмана. — Ты… — выдохнула Дайома, — ты даже не хочешь меня поцеловать?
Брови ее надломились в горестном изумлении.
— Я свободен? — повторил Конан, подтолкнув ржавые обломки носком сапога. Он не желал разбираться с тем, как его обманули, не желал доискиваться правды; он хотел лишь уйти и отправиться в путь. В дальний путь к гирканским горам, где обитал божественный Учитель! То было его предназначение — по крайней мере, в этот миг.
Дайома снова не ответила; прикрыла веками изумрудные глаза и замерла, словно пытаясь обрести силу и примириться со случившимся. Теперь она понимала: возлюбленный вернулся на Остров Снов лишь с одной-единственной целью — швырнуть ей под ноги покрытый ржавчиной клинок. Предъявить доказательства, а потом уйти, исчезнуть навсегда.
Будь проклят тот день, в который начала она плести свои сети! Ловушку, расставленную на двух птиц… В нее попались целых три, да самая нужная и дорогая выпорхнула!
Что ж, так решили боги… Она не держала на Конана зла, не собиралась мстить за отвергнутую любовь, не ощущала обиды или раздражения — только печаль. Великую печаль одиночества… Быть может, светлый Ормазд придет к ней, чтобы утешить в горе? Но человек, стоявший перед Владычицей Острова Снов, был ей дороже бога.
— Ты вернулся один? — спросила она. — Где же Идрайн, твой слуга?
— Там, где все мертвые неверные слуги: раздувает огонь под сковородками на кухне Нергала. Если только эту тварь пустили туда. — Конан помолчал и добавил: — Разве ты не видела, что с ним случилось? В своем волшебном зеркале?
Дайома печально покачала головой.
— Мое зеркало разбилось… Теперь я не увижу ничего… даже твоего лица, любимый…
— Оно и к лучшему, — сказал Конан и усмехнулся. — Но хватит об Идрайне! Ты не ответила на мой вопрос: я — свободен?
— Свободен… — Голос ее был тих, едва слышен. — Ты получил то, чего желал…
— Ты тоже, — он снова коснулся носком сапога ржавых обломков.
— Я желала совсем не этого, — прекрасные глаза Дайомы наполнили слезы.
Конан пожал плечами.
— Кто знает, чего вы хотите, чародейное племя! Думаете одно, делаете другое, говорите третье… Ну, боги вас рассудят! А я — я ухожу! — Он отступил на шаг назад, не сводя с Дайомы настороженного взгляда. — Прощай, рыжая, и забудь обо мне!
— Погоди! — Она сорвала с пальца кольцо, драгоценный перстень с изумрудом, подобным месяцу с острыми рогами. Алмазные и рубиновые звезды окружали его, теснясь на ободке из черненого серебра. — Возьми его, милый! Возьми на память обо мне! Это не простой камень. Его магия…
Конан отступил еще на шаг и, прервав Владычицу Острова Снов, взмахнул рукой.