— Убит, конечно, — сказал он.
— Да. сэр.
— Каким образом?
— Ему свернули шею.
— Шею? Такому силачу, как Ханслетт?
— Я знаю человека, который способен сделать это одним движением руки. Человек, который убил Бейкера м Дельмонта. И чуть не убил меня. Квиин.
— Ясно… — Он помолчал, затем продолжил отсутствующим тоном. — Разумеется, вы должны найти этого человека и обезвредить его. Любым способом, какой захотите избрать. — Дядюшка Артур все время говорил очень спокойно к вдруг впервые с тех пор, как я его знаю, перешел на крик: ?Но как они, черт побери, могли догадаться, что это фальшивый дизель? Как они могли узнать, Калверт? — Он заговорил тихо, почти шепотом: — Им кто?то сказал, Калверт. Или это чья?то преступная неосторожность.
— Никто не говорил, сэр. Это просто преступная неосторожность. Моя. Будь я внимательнее, Ханслетт не лежал бы здесь. В ту ночь, когда два фальшивых таможенника были на борту, я видел, что они обшаривали все подряд, пока не дошли до машинного отделения. И их уже ничего не интересовало, когда они нашли наши батареи. Они сразу успокоились, и Ханслетт предположил, что их заинтересовали именно батареи… — Я ваял с полки фонарик, подал его дядюшке Артуру. — Сможете ли вы, осмотрев батареи, найти что?нибудь подозрительное? Он сверкнул на меня злым, холодным взором через свой монокль и принялся тщательно изучать батареи. Он потратил две минуты на поиски, потом выпрямился.
— Я ничего не нашел, — сказал он зло.
— Томас?таможенник нашел. Он опережал нас уже на старте. Он знал, что он ищет. Он искал мощный радиопередатчик.
Он опережал нас уже на старте. Он знал, что он ищет. Он искал мощный радиопередатчик. Не ту безделушку, что мы поставили в рулевой рубке. Он искал ту нагрузку, для которой были предназначены все эти батареи. Он искал следы от клемм или крокодилов, какими присоединяют передатчик большой мощности.
Дядюшка Артур выругался и снова склонился над батареями. На этот раз ему хватило десяти секунд.
— Вы сделали правильный вывод, Калверт. — Его глаза были все еще злыми, во уже не так сверкали на меня.
— Неудивительно, что они точно знали, чем я займусь сегодня, — сказал я в ярости. — Неудивительно, что они знали, когда Ханслетт останется один, когда я появлюсь на той косе вечером. Все, что им требовалось, — это подтверждение по радио от кого?то в Лох?Гуроне, что Калверт вертится там, после чего они, естественно, решили сбить вертолет. Все их фокусы с поломками передатчиков были нужны, чтобы убедить нас в том, что только у нас остался передатчик. О боже, насколько же надо быть слепыми!
— Я полагаю, что теперь?то вы прозрели, — холодно сказал дядюшка Артур.
— В тот вечер мы с Ханслеттом отправились выпить на «Шангри?Ла». Я говорил вам, что после мы догадались, что здесь побывали гости. Тогда мы не поняли зачем. О боже!
— Вы уже доказали, что на вашем месте я тоже ничего не понял бы насчет батарей. Нет никакой необходимости повторять… — Дайте мне закончить, — прервал я его. Дядюшка Артур не любит, когда его прерывают. — Они спустилась в машинное отделение. Они знали, что там есть передатчик. Они осмотрели правую головку блока. Четыре настоящих болта, остальные фальшивые — на краске ни единой царапины от ключа. На болтах левой головки вообще ни одной царапины. Они сняли правую головку и подключили к выходу передатчика свой — миниатюрный, совсем незаметный. И с тех пор они слышали каждое наше слово. Они прекрасно понимали, что им выгоднее оставить нам с Ханслеттом этот канал для связи с вами, чтобы точно знать наши планы, чем заставлять нас искать какие?то другие, неведомые им пути связи.
— Но почему… почему тогда они сами лишили себя этого преимущества таким… таким образом? — Он умазал на пустой корпус дизеля.
— Это не было больше преимуществом, — сказал я устало. — Когда Ханслетт умер, я Калверт, как они считали, был мертв… Им уже были не нужны никакие преимущества.
— Конечно, конечно… О боже, ну и каша заварилась… — Он снял монокль, протер глаз сгибом пальца. — Теперь я понимаю смысл вашего замечания тогда, в салоне… — что нам придется рассчитывать только на себя. Они не знают, что вам известно, но они прикинут, стоит ли рисковать, если на карту поставлено семнадцать миллионов фунтов стерлингов. Они постараются заставить вас замолчать.
— Это единственное решение, — согласился я. — Мы пробыли тут уже довольно долго, они, наверное, уже в пути. Не выпускайте люгер из рук, сэр. Здесь, на борту, мы в безопасности. Но сначала мы должны доставить Ханслетта и нашего приятеля из кормовой каюты на берег. — Да?да, мы должны доставить их на берег. Поднять якорь при помощи электрической лебедки смог бы даже идиот, даже насмерть перепутанный идиот и тот бы справился. Но стоит неосторожно подставить руку или свисающий край прорезиненной куртки, как их затянет между цепью и барабаном, и вы лишитесь руки или ноги прежде, чем успеете крикнуть или дотянуться до рубильника. Работать на скользкой мокрой палубе вдвойне опасно. Но проделывать это на скользкой мокрой палубе, в полной темноте, под сильным дождем, когда судно раскачивается на волнах, да еще с отключенным храповиком и накрыв лебедку брезентом… Не стоит и говорить, насколько опаснее. И все же это было не опаснее, чем привлечь внимание наших друзей с «Шангри?Ла».
И все же это было не опаснее, чем привлечь внимание наших друзей с «Шангри?Ла».
Может, оттого, что я был поглощен тяжелой работой, может, из?за металлического лязга якорной цепи, но я не так быстро, как обычно, уловил посторонний звук. Дважды мне почудился женский голос вдалеке, и оба раза я счел, что слышу крики пирующих с одной из маленьких яхт, что стояли в заливе. Только компьютер мог бы подсчитать, сколько галлонов джина выпивается на всех британских якорных стоянках после захода солнца. Но потом я услышал голос снова, на этот раз ближе. Самый отчаянный крик, какой услышишь во время этих вечеринок, — это когда прольют джин; в этом же крике звучало неподдельное отчаяние. Я включил палубные огни, и голос смолк. Сам не знаю, каким образом у меня в руке оказался «Лилипут».