За порогом улеглась октябрьская ночь, чье сытое брюхо усыпали звезды. От месяца уже мало что осталось. Совсем скоро новолуние, а значит и Самхайн. А там и до моего дня рождения рукой подать.
Окна жилых комнат выходили на другую сторону, поэтому, несмотря на тусклую лампу над дверью, во дворе была тьма египетская.
Пока я возилась с фонарем, Малыш прикатил откуда-то со стороны гаража свой мопед. Пальцы у меня совсем замерзли, но возвращаться за перчатками все равно не хотелось.
— Да работай уже! — Я в сердцах тряхнула вредную жестянку.
Она сжалилась и заработала. Точно в бутылку с чернилами плеснули воды и хорошенько взболтали. В радиусе двадцати футов вокруг меня ночь выцвела до предрассветного хмурого утра.
— Что это за штука? — поинтересовался оборотень.
— Заговоренный фонарь.
— Но он же не светит. — Паренек наклонился ниже и удивленно воскликнул: — Там даже лампочки нет!
— А она и не нужна. Тот, кто несет фонарь, и так видит все, как оно есть на самом деле. — Подкрутив яркость, я пошла к калитке.
— Ух, здорово! — восхитился в очередной раз за вечер Малыш, с усилием толкая вслед за мной мопед.
— Мама смастерила, — гордо заметила я.
Калитка была не заперта, поэтому копаться с замком не пришлось, и мы беспрепятственно вышли за ограду.
Роща ночью совсем не такая, как днем. И дело здесь не только в темноте, которая в глазах неискушенного путника любой лесок превращает в непролазную чащу. Ночью деревья оживают. Могут бродить с места на место, пряча дорогу. Могут морок напустить. А могут и долбануть суком по голове. Тут уж как кому повезет.
Лет четыреста назад, когда отношения с Инквизицией у ведьм были несколько напряженными, а крестьяне — легко бросающимися из крайности в крайность, роща наш род весьма выручала. По нынешним временам пользы от нее куда как меньше. Это дополнительный налог ежегодно, выплата компенсаций случайным пострадавшим и такие вот ночные променады с припозднившимися гостями.
— У тебя мопед двоих выдержит? — У меня даже нос замерз — быстрее бы домой.
— Если второй будет такой же тощий, как ты, то без проблем.
На себя бы посмотрел, доходяга.
— Поедешь туда, куда я скажу, даже если тебе будет казаться, что там глубокий овраг. И никуда не сворачивать без моего разрешения! Станет совсем страшно — можешь закрыть глаза.
Малыш презрительно фыркнул и оседлал мопед. Тот завелся с первого раза. Покрепче перехватив фонарь, я устроилась позади оборотня, свободной рукой вцепившись ему в плечо.
— Прямо. И не гони.
— Знаю, — огрызнулся Малыш.
— Налево.
— Там кусты непролазные!
— Налево!
Мопед повернул налево, чудом не врезавшись в дерево.
— Но как?..
— Потом. Прямо.
Паренек больше не пререкался, а молча повиновался моим указаниям. А может, и правда закрыл глаза.
— Стоп.
Мы остановились на вершине холма. Огоньки Давкаута были так близко, что не верилось, что до него почти две мили.
— Занятный у вас лесочек.
— С характером. И ночью по нему лучше без сопровождения не гулять. — Мне хотелось побыстрее распрощаться. — Минут через пятнадцать пойдет последняя электричка. Поезжай, как раз успеешь. Только прежде загляни к смотрителю. Скажи дяде Патрику, что его Эла попросила за мопедом приглядеть. Потом твой транспорт Фред заберет, когда за машиной приедет.
— Да ну, — отмахнулся Малыш. — Я лучше своим ходом.
— Ну смотри, дороги ночью не безопасны.
— Я в общем-то тоже… — Он зевнул, прикрывая рот рукой, которая на глазах трансформировалась в здоровую мохнатую лапищу.
— Тогда пока. — Я повернулась и потопала в сторону дома, широко размахивая руками и поскрипывая фонарем.
— А поцелуй? — донеслось до меня.
— А в лоб?
— Можно и в лоб.
— Обойдешься!
Он нагнал меня у рощи, вырастая впереди точно из-под земли.
— Ну что?
— Можно я приеду еще? Завтра или послезавтра.
Вопрос меня озадачил. Давать опрометчивых обещаний не хотелось. Впрочем, объясняться тоже.
— Послезавтра я дежурю на работе допоздна.
— А завтра, завтра мне можно приехать? — не сдавался оборотень.
Трудных подростков только не хватало.
— Ну… приезжай.
С криком «йехууу!», чем-то походившим на волчий вой, Малыш высоко подпрыгнул и помчался обратно к оставленному мопеду. Заурчал мотор, и паренек скрылся за холмом.
Всю обратную дорогу через рощу за моей спиной раздавались тяжелые скрипучие шаги. Зловеще трещали ветки. А в глубине леса раздавались душераздирающие завывания.
— Бабушке пожалуюсь, — бросила я через плечо. — Все будут, как путевые, а ты пенек пеньком.
Позади меня сипло вздохнули, и дальше я уже пошла без мрачного звукового сопровождения, раздумывая о том, что бедный Малыш еще не знает, на что подписался. Завтра «ВеликиЭ» приспособят его к хозяйственным работам безо всякого стеснения.
Гостем у ведьмы бывают только единожды. Во второй раз она уже знает, как сможет вас использовать.
В холле горел свет. Прямо в центре комнаты, на самом видном месте, а точнее на столе, стоял чемодан, для верности перевязанный бечевкой.
Кожа на его раздутых боках потрескалась еще в те времена, когда юная Эсме первый и последний раз полетела в столицу искусства и моды. Последний, потому что одного рейса маме хватило, чтобы понять: метла — это единственный летный аппарат, на котором ее не укачивает.
Если мне не изменяет память, последние лет двадцать в этом чемодане хранили старую посуду, которую жалко выбросить, а вдруг пригодится. Кто спустил «старичка» с чердака, объяснять необходимости не было — поблизости от чемодана расположились все обитатели Спэрроу-хилл. Живые, разумеется. Неупокоенных родственников в расчет не берем.