Пит нашел хорошее дерево приблизительно в десяти ярдах от берега. Мы едва видим его, но зато хорошо слышим звук его ножа, стучащего по стволу. Интересно, что случилось с шилом. Мэг или обронила его, или взяла с собой в туман. Так или иначе, его нет.
Я отодвигаюсь немного дальше от отмели, плавая поочередно то на животе, то на спине. Если морская вода излечила Пита и меня, она поможет и Финнику. Он тоже начинает медленно двигаться, проверяя состояние своего тела, а потом и плавать. Но не так, как я, а с ритмичными ударами и даже в темпе. Это похоже на то, как будто какое-то странное морское животное возвращается к жизни. Он ныряет и выплывает на поверхность, выпуская воду изо рта, используя какие-то необычные винтообразные движения, которые вызывают у меня головокружение даже от наблюдения за ними. И затем, после того, как он пробыл под водой так долго, что я уже решила, что он утонул, его голова появляется прямо передо мной, а я вздрагиваю.
— Не делай так, — говорю я.
— Как? Не всплывать или не оставаться под водой? — спрашивает он.
— И то, и другое. Неважно. Просто лежи в воде и приходи в себя, — говорю я. — Или, если ты уже чувствуешь себя нормально, пойдем помогать Питу.
За короткое время, которое потребовалось, чтобы достичь края джунглей, я замечаю изменения. Может, это из-за многих лет охоты, или, может, мое восстановленное ухо действительно слышит немного лучше, чем кто-либо мог предположить, но я ощущаю массу тел, балансирующих над нами. Им не нужно издавать какие-то звуки или кричать. Достаточно обычного дыхания.
Я касаюсь руки Финника, и он прослеживает мой пристальный взгляд наверх. Я не знаю, как они пришли так тихо. Может, они и не были тихими. Мы были поглощены восстановлением своих тел.
За это время они собрались. Не пять или десять, а множество обезьян перемещаются по деревьям джунглей. Пара, которую мы видели, когда сбежали от тумана, была чем-то вроде приветственного комитета. А эта команда выглядит угрожающе.
Я кладу на свой лук две стрелы, а Финник перемещает свой трезубец в руке.
— Пит, — говорю я так спокойно, насколько это вообще возможно. — Мне тут нужна твоя помощь кое с чем.
— Хорошо, минутку. Мне кажется, у меня получилось, — отвечает он, по-прежнему занятый деревом. — Ага, точно. Втулка у тебя?
— Да. Но мы нашли кое-что, на что тебе необходимо взглянуть, — продолжаю я сдержанным голосом. — Просто спокойно иди в нашу сторону, тогда ты не всполошишь их.
По некоторым причинам я не хочу, чтобы он заметил обезьян или даже посмотрел в их сторону. Есть существа, которые интерпретируют контакт глаза в глаза как агрессию.
Есть существа, которые интерпретируют контакт глаза в глаза как агрессию.
Пит поворачивается к нам, задыхаясь от своей работы над деревом. Тон моей просьбы настолько странный, что он предупреждает его о том, что что-то не так.
— Хорошо, — говорит он небрежно. Он начинает пробираться сквозь джунгли, и, хотя я знаю, что он пытается не шуметь, это никогда не было его сильной стороной, даже когда обе его ноги были здоровы. Но все нормально, он передвигается, обезьяны остаются на своих местах. Он уже в пяти ярдах от берега, когда чувствует их. Его глаза поднимаются всего на секунду, но это как будто взрывает бомбу. Обезьяны становятся кричащей оранжевой массой и несутся к нему.
Я никогда не видела, чтобы животные двигались так быстро. Они соскальзывают с лиан так, словно те смазаны жиром. Прыгают на невероятные расстояния с дерева на дерево. Зубы обнажены, шерсть дыбом, когти выскакивают, словно складные ножи. Я, конечно, не знакома с обезьянами, но животные, созданные природой, ведут себя не так.
— Переродки! — выплевываю я.
Я знаю, каждая стрела на счету, так и есть. В жутком свете я сбиваю обезьяну за обезьяной, целясь в глаза, сердце или горло, так, чтобы каждый выстрел означал смерть. Тем не менее, этого было бы недостаточно, если бы Финник не пронизывал зверей, словно рыбу, отбрасывая их в сторону, а Пит не рубил их своим ножом. Я чувствую когти на своей ноге и спине, прежде чем кто-то убивает нападающего. Воздух становится тяжелее из-за запахов растоптанных растений, крови и затхлости, исходящей от обезьян. Пит, Финник и я встаем в треугольник в нескольких ярдах друг от друга, спиной к спине. Мое сердце обрывается, когда пальцы достают последнюю стрелу. Но затем я вспоминаю, что у Пита тоже есть колчан. А он не стреляет, он орудует ножом. Я достаю свой собственный нож, но обезьяны быстры, настолько быстры, что я вряд ли буду успевать реагировать.
— Пит! — кричу я. — Твои стрелы!
Пит поворачивается, чтобы посмотреть на мое затруднительное положение, и тянется к своему колчану, когда это случается. Обезьяна прыгает с дерева ему на грудь. У меня нет ни одной стрелы, никакой возможности выстрелить. Я могу слышать глухой стук трезубца Финника, пронзающего другого животного, и понимаю, что его оружие занято. Руку с ножом Пита не дееспособна, потому что он пытается достать колчан. Я бросаю свой нож в надвигающегося переродка, но существо делает сальто, уклоняясь от клинка, не меняя траектории своего полета.