Теперь беспорядок и на сцене, свет гаснет, и нас отправляют обратно в Тренировочный центр. Я отпускаю руку Чэфа, но Пит ведет меня в лифт. Финник и Джоанна пытаются присоединиться к нам, но измотанный Миротворец перекрывает им путь, и мы едем наверх одни.
Как только мы выходим из лифта, Пит хватает меня за плечи.
— У нас не так много времени, поэтому скажи мне. Есть что-то, за что я должен извиниться?
— Ничего, — говорю я. Это был большой шаг, сделать такое без моего согласия, но я рада, что не знала об этом, не смогла предугадать его поступок, что никакая вина перед Гейлом не заставила меня помешать Питу сделать это. Он имел право.
Где-то, очень далеко, есть место под названием Дистрикт-12, где мои мама, сестра и друзья будут иметь дело с последствиями этой ночи. А мы завтра будем в планолете, который перенесет нас на арену, где я, Пит и другие трибуты получат свое собственное наказание. Но даже если все мы встретим там ужасные концы, кое-что произошло сегодня на сцене, и этого нельзя изменить. Мы, победители, организовали свое собственное восстание, и, возможно, только возможно, Капитолий не сможет сдержать его.
Мы ждем возвращения остальных, но когда лифт открывается, только Хеймитч выходит из него.
— Там настоящее безумие. Все отосланы домой, и они отменили повтор интервью по телевидению.
Мы с Питом спешим к окну, пытаясь понять, что происходит внизу на улице.
— Что они говорят? — спрашивает Пит. — Просят, чтобы президент отменил Игры?
— Я не думаю, что они сами знают, о чем просят. Вся эта ситуация беспрецедентна. Даже сама идея выступления против поступков Капитолия приводит здешних людей в смятение, — говорит Хеймитч. — Но президент Сноу ни за что не отменит Игры. Вы же понимаете это, так?
Я понимаю. Конечно, они никогда не отступят теперь. Единственный выбор, оставшийся президенту, заключается в нанесении ответного удара, сильного ответного удара.
— Остальные разошлись по домам? — спрашиваю я.
— Остальные разошлись по домам? — спрашиваю я.
— Таков был приказ. Не знаю, насколько им повезло протиснуться сквозь толпу, — говорит Хеймитч.
— Значит, мы никогда больше не увидим Эффи, — произносит Пит. Мы не видели ее в утро начала Игр в прошлом году. — Передай ей нашу благодарность.
— Даже больше. Сделай это на самом деле особенным. В конце концов, это же Эффи, — говорю я. — Скажи, насколько сильно мы ей благодарны, что она была самым лучшим сопровождающим, и скажи ей… скажи, что мы шлем ей свою любовь.
Некоторое время мы просто стоим там в тишине, оттягивая неизбежность. А затем Хеймитч говорит:
— Полагаю, мы тоже попрощаемся здесь.
— Какие-нибудь последние слова наставлений? — спрашивает Пит.
— Останьтесь живыми, — говорит Хеймитч грубо. Наша старая шутка. Он быстро обнимает каждого из нас, и я могу сказать, что это все, что он способен выдержать. — Идите спать. Вы нуждаетесь в отдыхе.
Я знаю, что должна сказать Хеймитчу целую охапку слов, но я не могу придумать ничего, что он еще не знает на самом деле, и мое горло так напряжено, что я сомневаюсь, что смогла бы выдавить хоть что-то. Так что, я снова позволяю Питу говорить за нас обоих.
— Береги себя, Хеймитч, — произносит он.
Мы пересекаем комнату, но в дверном проеме голос Хеймитча останавливает нас.
— Китнисс, когда будешь на арене, — начинает он. Затем делает паузу. Он хмурится таким образом, который всегда заставляет меня чувствовать, будто я разочаровала его.
— Что? — спрашиваю я, защищаясь.
— Просто помни, кто там враг, — говорит Хеймитч мне. — Это все. Теперь уходите. Убирайтесь отсюда.
Мы идем по коридору. Пит хочет зайти в свою комнату, чтобы избавиться от косметики и вернуться ко мне через несколько минут, но я не позволяю ему. Я уверена, что если дверь закроется между нами, она запрется, и я должна буду провести ночь без него. К тому же, в моей комнате есть душ. Я отказываюсь отпустить его руку.
Мы спим? Не знаю. Всю ночь мы держим друг друга в объятиях, находясь где-то между сном и явью. Не разговаривая. Оба боимся потревожить другого, в надежде сохранить несколько минут отдыха для него.
Цинна и Порция прибывают на рассвете. И я знаю, что Питу нужно уйти. Трибуты выходят на арену поодиночке. Он дарит мне легкий поцелуй.
— Скоро увидимся, — говорит он.
— Скоро увидимся, — отвечаю я.
Цинна, который поможет мне одеться для Игр, сопровождает меня на крышу. Я собираюсь встать на лестницу планолета, когда вспоминаю.
— Я не попрощалась с Порцией.
— Я передам ей, — говорит Цинна.
Электрический ток заставляет меня застыть, пока врач вводит в мое левое предплечье следящее устройство. Теперь они всегда смогут узнать, где я нахожусь на арене. Планолет взлетает, и я смотрю в окна, пока они не темнеют. Цинна продолжает пытаться заставить меня поесть, а когда терпит поражение, попить. Я соглашаюсь выпить воды, вспоминая о днях мучавшей меня жажды, которая чуть не убила меня в прошлом году. Я думаю о том, что нуждаюсь в своих силах, чтобы спасти Пита.
Когда мы достигаем Стартового комплекса на арене, я принимаю душ. Цинна заплетает сзади мои волосы и помогает мне надеть простую нижнюю одежду. Униформа трибутов этого года — синие комбинезоны, сделанные из очень легкого материала, с молнией впереди. Костюм дополняется шестидюймовым[8] поясом, покрытым блестящим пурпурным пластиком. И парой нейлоновых ботинок на резиновой подошве.