Это была вторая ошибка деревлян.
Третья ошибка состояла в том, что первый залп они сделали не по спящим, а по бодрствующим.
Часовые-русы до последнего момента не подозревали о близости врагов. Но охотничья стрела летит не быстрее звука. А щелчки тетив и свист стрел для любого гридня — наилучший сигнал опасности.
Между хлопком тетивы о рукав или перчатку и ударом стрелы — мгновение. Но и мгновения оказалось достаточно. Семеро часовых разом упали на землю, и почти все стрелы прошли над ними. А те, которые попали, обломились о шлемы и панцири.
И опять сказалась разница между воинами и охотниками. За три удара сердца воин способен выпустить три стрелы. Охотнику-промысловику нет необходимости стрелять быстро. Для него важнее — стрелять метко. Поэтому между первым и вторым залпами прошло достаточно времени, чтобы спящие проснулись.
Лесовиков было без малого четыре сотни. Русов — пятьдесят восемь клинков, считая воеводу и старого Рёреха. Но у деревлян не было ни единого шанса.
Теперь наилучшим выходом для нападающих было — броситься наутек. Но после второго залпа, ободренные обещанием волоха сделать их невидимыми, лесовики, кто — с копьем, кто — с дубьем, бросились врукопашную. Пока они бежали, вместо безмятежно спящего лагеря на поляне образовалась маленькая крепость из сомкнутых щитов, а в спины деревлянам ударили стрелы. Старый варяг хорошо подобрал места для засидок.
На лесовиках не было доспехов, потому били их не гранеными бронебойными наконечниками, а широкими «срезами». А поскольку бежали лесовики беспорядочной скученной толпой, гридни, почти не целясь, метали сразу две-три стрелы. И собрали обильную «жатву» — до красных русских щитов добежали уже не четыре сотни, а три. Почти добежали. Когда до щитов оставалось шагов десять, воздух над поляной завибрировал от жуткого боевого клича, обрушившегося на бегущих, как удар штормового ветра.
И лесовики, все, как один, сбились с шага, а потом и вовсе застыли. «Красные щиты» сами устремились на ошеломленных деревлян. И началась резня.
Варяжский зой вызвал дрожь не только у нападавших, но и у спрятавшегося поодаль деревлянского волоха. Ему очень захотелось дать деру, но на соседнем дереве, как оказалось, сидел рус. Рус этот вполне мог заметить убегающего и послать ему в спину стрелу. Поэтому волох не побежал. Он опустился на землю, прижался спиной к древесному стволу, пробормотал слова волшбы и сам стал частью дерева.
Но он всё видел.
Видел, как мечи русов секли его соплеменников.
Видел, как, опомнившись, уцелевшие бросились бежать, но русы гнались за ними и рубили, рубили… А тех, до кого не могли дотянуться мечи, догоняли стрелы.
Волох видел, как победители деловито дорезали раненых, обшарили мертвецов, а потом наступила очередь тех, кого взяли в плен…
— Спасибо тебе, дед! — с чувством произнес Духарев.
В этом сражении его отряд не потерял ни одного человека. Четверо получили легкие ранения, но это пустяки. В том, что для русов бой обошелся почти без потерь, несомненно заслуга Рёреха, выбравшего место для лагеря и распределившего караульных именно с учетом такого нападения.
Как будто старый варяг всё знал заранее. А может, и впрямь знал. Ведун как-никак.
— Пустое, — отмахнулся Рёрех. — Вели своим железо калить. Очень мне хочется с нашими пленниками побеседовать…
… Истошный вопль вновь разорвал воздух. Волох не знал, что русы делают с пленным, но не сомневался: тот расскажет им всё, что знает. Варяги и нурманы, которых среди русов большинство, славились своим умением развязывать языки. Пускай. Старейшинам потребовались пленники из киевских людей — вот и всё, что знают эти смерды. Никому из них не известно ни местонахождение капища, ни цель будущего жертвоприношения.
Пускай допрашивают. Рано или поздно они закончат и уйдут. Тогда волох сбросит чары и тоже уйдет. Но к родичам погибших он не пойдет. Не стоит. Ведь они могут подумать, что их близкие погибли из-за волоха. И ненависть к нему может оказаться сильнее привычки к послушанию и страху перед гневом богов.
«Почему он не слезает? — подумал волох, искоса глянув на сидящего на дубовой ветке руса. — Чего он ждет?»
Вопль пытаемого перешел в пронзительный животный визг и оборвался.
«Отмучился», — подумал волох. И был прав. Пытаемый потерял сознание. Но успел сказать нечто очень важное. И для русов. И для деревлянского волоха.
— … Волох, — пробормотал Рёрех, задумчиво глядя на обугленные пятки лесовика. — Я так и думал. Вот кто нам нужен.
— Да он уже удрал давным-давно, — сказал Духарев.
— Не-ет… — Старый варяг запрокинул голову, раздул ноздри, словно принюхиваясь… — Нет, он где-то поблизости. Выжидает.
— Выжидает? Он что — совсем глупый?
— Не глупый, — уточнил Рёрех. — Наглый. Слышал, что лесовик сказал? Обещал глаза отвести.
— Что ж не отвел?
— Видно, не получилось, — Рёрех усмехнулся. — Пойдем-ка прогуляемся, воевода. С некоторых пор, — он постучал по деревяшке, заменившей ему ногу, — я не люблю запах горелой человечины.
Двое всадников-русов проехали мимо волоха. На какое-то мгновение волоху показалось: один из всадников что-то заметил. Волох подавил беспокойство, еще сильнее прижался к древесной коре, перестал думать и слушать, всем существом слился с дубом…