Один из этериотов спешился, шагнул к послушнице. Та отпрянула.
— Никуда я не поеду! — воскликнула она. — Матушка!
— Повинуйся им, — сухо сказала игуменья. — Такова воля святейшего патриарха.
Послушница сникла. Этериот подхватил ее и усадил в седло. Боком. Сесть иначе не позволяло одеяние послушницы.
— Эй, постойте! — раздался сердитый голос. — Куда вы ее увозите?
К монастырю приближался еще один отряд, состоявший тоже из пяти человек. Возглавлял его роскошно одетый толстяк. Остальные четверо, вооруженные и доспешные, надо полагать, были его охраной.
— А кто ты такой, чтобы спрашивать? — процедил чиновник.
— Я — доверенное лицо проедра Филофея! — рявкнул толстяк. — А кто ты?
— А я — посланник друнгария Льва!
Вновь прибывшие между тем въехали в ворота и остановились, загородив выезд.
— Не перечь ему, почтенный Михаил! — взмолилась игуменья, увидев, что воины схватились за мечи. — У него грамота с печатями друнгария и святейшего патриарха Полиевкта!
— Покажи!
Игуменья подошла и протянула ему свиток. Толстяк прочитал его, буркнул:
— Такие печати на рынке делают за одну золотую монету!
Чиновник засмеялся.
— Экий ты подозрительный, Михаил! — сказал он. — Сразу видно, что человек Филофея. Но только я всё равно заберу ее с собой. У меня приказ. Хочешь, поехали с нами, если сомневаешься.
— И поеду, — буркнул толстяк.
Он дал знак своим, чтобы пропустили этериотов, а сам пристроился справа от чиновника.
Сначала ехали молча, потом чиновник спросил:
— Скажи мне, Михаил, кто тебе эта женщина?
— Сестра, — буркнул толстяк.
— Тогда понятно, почему ты так расшумелся. Выходит, росский стратиг — твой родич.
— Мы — в ссоре, — проворчал толстяк. Женщина бросила на него быстрый взгляд.
— А как друнгарий узнал, что она была женой стратига Сергия, не знаешь? — помолчав, спросил толстяк.
— Не была, а есть, — поправил чиновник. — Она ведь еще не приняла постриг. А про стратига я сам не знаю. Должно быть, донес кто-то.
— Как тебя зовут? — спросил толстяк.
— Федор, — ответил чиновник. — Я — из рода Масхиев, — добавил он горделиво.
— Знаю твой род, — сказал толстяк. — Достойный… но бедный. — И добавил после паузы: — А я, Федор, очень богатый человек. И могу сделать богатым и тебя, и твоих спутников.
— О какой сумме идет речь? — спросил чиновник.
— Достаточной, чтобы компенсировать недовольство друнгария от того, что какая-то там послушница нечаянно спрыгнула в пропасть.
Нет, лучше бросилась в море и утонула.
— Интересное предложение… — Чиновник почесал грудь.
Этериоты и охранники толстяка, до этого момента державшиеся настороженно, увидев, что дело идет к сделке, перестали опасаться друг друга и ехали теперь рядом. Можно сказать, парами.
— Очень интересное… — повторил чиновник и оглянулся на этериотов.
Этериот, что ехал последним, молодой, светловолосый, с веснушками на коротком неромейском носу, оскалился весело и хлопнул в ладоши.
И тогда чиновник без всякого предупреждения выхватил из-за пазухи длинный стилет и вонзил его под левую лопатку толстяка.
И в тот же миг этериоты вынули мечи и обрушили их на расслабившихся соседей.
Только один из охранников сумел увернуться. Но в драку не полез, развернул коня и собрался дать деру, но один из этериотов метнул свой меч подобно копью, и тот на целую пядь вонзился в спину убегающему.
— Хороший бросок, Торгенстайн, — похвалил по-нурмански этериот, которого звали Ольдер. — Впору самому Эгилю.
Чиновник спрыгнул на землю, наклонился к упавшему толстяку, сказал по-булгарски:
— А ведь как точно угадал покойник: на рынке печати делали. За один золотой.
И отстегнул от пояса, убитого увесистый кошелек.
Один из этериотов ухватил за повод коня женщины. Впрочем, та и не делала попытки убежать. Сидела в седле с окаменевшим лицом, словно в столбняке.
Молодой этериот, тот, что хлопал в ладоши, подъехал к ней.
— Сладислава…
— Зачем вы это сделали? — по-гречески спросила женщина.
Этериот греческого не знал. Но — понял. Сдвинул на затылок шлем, сказал по-булгарски:
— Узнаешь меня, госпожа?
— Дужка?!
— Да, госпожа, это я. Хочу, чтобы ты знала: твой брат приказал убить мою госпожу, боярышню Людомилу Межицкую.
— Значит… Значит, это твой воевода приказал… убить Момчила.
— Наемники твоего брата напали на Межич и убили всех, кто там был. Спасся только я. Верно, боги хранили меня, чтобы я поведал воеводе правду. Твой брат, он был хитрец: всё сделал так, чтобы подумали на богумилов. Твой муж, — Дужка особо выделил эти слова, — воевода Серегей, приказал убить всех, кто свершил это злодеяние. Но главного злодея пощадил. Потому что этот купец был его братом. Но мне, госпожа, он не брат. И будь моя воля — он не умер бы так легко.
— Я понимаю тебя, — тихо проговорила Сладислава, опустив голову. — Понимаю. Это моя вина. Прости меня, Господь милосердный… — Женщина перекрестилась. Потом подняла голову: — Меня вы тоже убьете?
— Как можно, госпожа! — возмутился Дужка. — Что ж мы, тати? Нет, тебя мы отвезем домой.
— У меня нет дома.
— Твой дом — дом твоего мужа. Федор! Хватит обирать покойников. Поехали!
— Погоди! — воскликнула Сладислава. — Вы что же, так их и бросите?