— Терпи, булгарин, — сказал он.
— Терпи, булгарин, — сказал он. — Коли не соврал да не помрешь, саблю я тебе отдам. Негоже гридню родичей батьки своего обирать.
Пчёлке повезло. Лекарь русов так ему и сказал: повезло. Меч усатого руса вошел неглубоко — застрял в зазоре панциря, а рану тканью залепило, так что и кровью Пчёлко не истек. Бронь попорчена, на шлеме — вмятина, на голове — шишка, в боку — дырка. Но живой. Лекарь рану почистил, залепил целебной кашицей, напоил целебным отваром. Уложили Пчёлку рядом с ранеными русами. Молодой рус по имени Зван сказал Пчёлке:
— Спи пока. Воевода Серегей вдогонку за вашими поскакал. Вернется — скажу о тебе.
Глава четвертая
Были сборы недолги…
Духарева выручили фемные катафракты Калокира. Высадившиеся выше по течению всадники патрикия в бою не участвовали, но сразу двинулись к Доростолу. Хитрый патрикий решил: может, удастся войти в город под видом своих — ведь булгарскис катафракты экипированы по образцу византийских.
Не получилось. Вернее, Калокир не рискнул присоединиться к булгарской коннице, втекавшей в ворота. А присоединился бы — что толку? С полутысячей — против нескольких тысяч Сурсувула. Знал бы патрикий, что в одном из возков, въезжавших в ворота Доростола, находится сам кесарь Петр, увезенный телохранителями с поля боя, возможно, и рискнул бы…
Но Калокир не знал. Поэтому он подождал, пока отступающее воинство пройдет по дороге (тысяч пять копий насчитал), да и двинулся в обратную сторону…
… И поспел как раз к началу атаки булгарского арьергарда.
И оказались булгарские катафракты сами в точно таком же положении, что и немногим ранее — русы. Конечно, херсонитов было поменьше, и были они и не столичными, а фемными всадниками, но всё равно херсонесские ромеи были обучены намного лучше скороспелой булгарской конницы. Да и ударили они в спину увязшей в русских порядках булгарской тысяче.
В общем, когда Духарева извлекли из кучи мертвых тел, битва была закончена и практически все булгары перебиты. Но дело свое они сделали: удержали погоню и дали возможность Сурсувулу беспрепятственно уйти в Доростол.
В лагере русов Пчёлко провел пятнадцать дней. Воевода Серегей его признал и поведение своих гридней одобрил. Уехал булгарин, когда стало ясно, что рана начала подживать. Отпустили Пчёлку беспрепятственно. Более того, дали коня и вернули саблю: гридень Зван сдержал обещание. Еще Пчёлке дали медную бляху, на которой была оттиснута печать великого князя киевского. Эту бляху надлежало показывать при встрече с русами и их союзниками: уграми и печенегами. Бляху Пчёлке добыл воевода Серегей.
— Хозяйку свою береги, — сказал он на прощанье. — Я приеду — проверю.
— Приезжай, — без особого восторга сказал Пчёлко. — Людомила рада будет.
Эх, будь Сергей простым варягом, поехал бы с Пчёлкой в Межич. Крепко зацепила его булгарская боярышня.
Нельзя. Он — воевода. У него дружина, обязательства перед великим князем…
Через три дня, частью — сушей, частью — по Дунаю, войско Святослава подошло к Доростолу. С первого взгляда было ясно, что войти в этот город будет нелегко. Широкая дорога упиралась в могучие ворота. Естественно, запертые. Из высоких привратных башен русов тут же поприветствовали каменными гостинцами. Пришлось остановиться на подобающем расстоянии. То же — и флоту. Крепостная стена подступала к самому берегу, и орудия на ней метали снаряды на полкилометра.
В общем, проблема.
Еще одна проблема — копченые. Дисциплины никакой. Разбежались по окрестностям, как крысы по помойке. И для угров дурной пример. Печенеги грабят, и этим тоже хочется.
Печенеги грабят, и этим тоже хочется. А уж армию кормить при таких союзниках — задача сложнейшая. Придут Святославовы фуражиры в деревеньку, а вместо деревеньки — пепелище да разлагающиеся трупы смердов. Или проявит Святослав милосердие, пленников отпустит — так копченые большую часть переймут, обдерут да зарежут.
Прежде чем брать Доростол, следовало навести порядок в собственном войске.
Хитроумный Свенельд придумал: первым делом надо копченых между собой поссорить. Племена Хапон и Воротолмат особой вражды друг к другу не питали. Но когда хан Кошту узнал, что хан Гюйче получил подарок от булгарского кесаря, — обиделся хан Кошту. Почему Гюйче дали, а ему — нет?
А Гюйче Свенельд намекнул: мол, хочет киевский князь землю близ Доростола хану Кошту подарить. Тогда сады и поля окрестные могут ему на прокорм достаться.
Не факт, что можно было удержать печенегов от безобразий даже и на собственной земле. Но чтобы на ней разбойничал кто-то другой — ну уж нет! Ханы копченых моментально перегрызлись.
«Пришлось» Святославу их мирить. Он их и помирил — отправил в глубокий рейд: в направлении булгарской столицы — подальше от дунайского побережья.
Пока русское войско сидело под стенами Доростола и решало проблему союзников, в голове Духарева созрела интересная мысль, которую он и изложил своему князю.
Мысль была такова. Духарев берет сотню гридней из своей дружины, переодевает их катафрактами (трофейных броней хватало с избытком) и совершает разведывательный поход по тылам противника. Надо понять, что в стране творится. Может, пока они тут сидят, кесарь Петр еще одно войско собирает?