— Да, действительно. При обычных обстоятельствах Рид, конечно, не стал бы привлекать ганноверского патрульного… э-э… Синклера, — а сам сделал бы все замеры и составил схему аварии. Но тут он видит трехзначные номера, и в мозгу у него сразу срабатывает сигнал тревоги — машина-то не простому человеку принадлежит. Он перепоручает всю работу Синклеру, а сам хватается за рацию, садится на телефон, докладывает по начальству. Тут же пробивает номер по базе — вуаля! Выходит на вас и, конечно, думает, что за рулем вы и есть. Ну, в общем, понимаете, что тут началось.
— Цирк.
— Самый настоящий. А Синклер-то, как оказалось, только-только из академии, и эта авария у него вторая.
— Ну, будь она у него даже двадцать вторая, ошибиться несложно. Нет ничего удивительного в том, что ему не пришло в голову искать следы покрышек за двести футов от съезда автомобиля на обочину.
— А вы уверены, что правильно определили характер следов там, где колеса вильнули в сторону?
— Совершенно уверена. Сделайте слепки, и вы увидите, что отпечатки шин на земле совпадают с теми, что на дороге. Единственное, что могло привести к такому изменению в движении автомобиля, — внешнее воздействие.
— И затем следы ускорения примерно в двухстах футах от того места, — размышлял он вслух. — То есть другая машина ударяет «мерседес» сзади, девушка бьет по тормозам и продолжает ехать дальше. Через несколько секунд резко прибавляет газу и теряет управление.
— Вероятно, именно тогда она набрала Службу спасения, — предположила я.
— Мы проверим через телефонную компанию точное время звонка, и тогда можно будет получить в Службе спасения запись разговора.
Я попробовала восстановить всю картину происшествия, как она мне виделась.
— Прямо на хвосте висел кто-то с включенным дальним светом, потому-то она и повернула зеркало заднего вида в верхнее положение, а потом и вовсе подняла солнцезащитный экран на заднем стекле. И радио, и плейер молчали — Люси надо было полностью сосредоточиться на дороге. Разумеется, сна у нее не осталось и в помине, она слишком напугана погоней. Наконец преследователь бьет ее сзади. Люси притормаживает, чтобы не вылететь на обочину, потом, заметив, что тот снова нагоняет, в панике вдавливает педаль газа в пол и теряет управление. Все заняло несколько секунд, не больше.
— Если вы не напутали со следами, то, без сомнения, события могли развиваться именно так.
— Займетесь этим?
— Непременно. А что насчет краски?
— Я отдам ее вместе с габаритом и всем прочим в лабораторию, попрошу исследовать побыстрее.
— Тогда проставьте на документах мою фамилию и скажите — пусть перезвонят мне, как только будут результаты.
Все переговоры я завершила только к пяти часам. За окнами уже стемнело. Я одурело огляделась вокруг, чувствуя себя будто в чужом доме.
За окнами уже стемнело. Я одурело огляделась вокруг, чувствуя себя будто в чужом доме. К голодным болям в желудке прибавилась тошнота. Глотнув миланты прямо из флакона, я порылась в аптечке в надежде отыскать зантак. Моя язва, исчезнувшая на лето, в отличие от бывших любовников всегда упорно возвращалась.
По обеим телефонным линиям шли звонки, на которые отвечал автоответчик, работал факс, а сама я в это время отмокала в ванне, запивая принятое недавно лекарство вином. Дел еще было по горло. Я знала, что Дороти, моя сестра, прикатит как только сможет. Она всегда тут же объявлялась, когда случалось какое-нибудь несчастье — происшествия всегда утоляли ее страсть к драматизму. И, бьюсь об заклад, она использует этот эпизод: в следующей ее книге для детей один из персонажей непременно попадет в автокатастрофу. Критики снова будут взахлеб восторгаться ее мудростью и способностью сопереживать, тогда как на деле о своей родной дочери она печется куда меньше, чем о придуманных ею героях.
Пришедший факс как раз извещал меня, что Дороти прилетает завтра вечером и какое-то время поживет у меня вместе с Люси. Я тут же перезвонила сестре.
— Люси ведь не надолго в больнице? — спросила она.
— Собираюсь забрать ее завтра днем, — ответила я.
— Должно быть, ужасно выглядит, бедняжка.
— Как и большинство жертв автокатастроф.
— Но ведь ничего такого, необратимого? — Она понизила голос. — Никаких дефектов у нее не останется?
— Нет, Дороти. Никаких. Что тебе известно о ее проблемах с алкоголем?
— Ну откуда же мне знать? Она ведь все время на учебе — там, у тебя. Домой и носа не кажет. А и приедет — разве она расскажет что-нибудь мне или бабушке? Кому что и знать, как не тебе.
— Если ее осудят за вождение в нетрезвом виде, могут направить на принудительное лечение, — пояснила я, стараясь держать себя в руках.
Наступило минутное молчание.
— Господи, — наконец раздалось в трубке.
— Даже если нет, Люси лучше сделать это самой. По двум причинам: прежде всего ей, конечно, нужно справиться со своей проблемой. Во-вторых, судья будет настроен к ней более благосклонно, если она добровольно обратится за медицинской помощью.
— Ну, тут я полностью полагаюсь на тебя. Ты у нас в семье и юрист, и медик. Впрочем, я свою девочку знаю — вряд ли она согласится лечь в психушку, где и компьютеров-то нет. Да ей самолюбие не позволит.