С трудом поднимаясь по ступенькам, она провела меня по ничем не застеленной лестнице на второй этаж.
Комнаты наверху были залиты таким ярким светом, что у меня заболели глаза. Кажется, ни внутри, ни снаружи дома Максвеллов не осталось ни одного темного уголка. Мы вошли в спальню Рена. Мальчик стоял в пижаме посреди комнаты и смотрел на нас так, будто мы застали его за чем-то, не предназначавшимся для наших глаз.
— Ты почему не в постели, сыночек? — Голос матери прозвучал нестрого и устало.
— Пить захотелось.
— Принести тебе еще воды?
— Не, не надо.
Мне стало понятно, почему Эмили считала Рена Максвелла привлекательным. Долговязый, худой — он, видимо, так сильно вытянулся в последнее время, что мускулы не поспевали за ростом костей, — с непослушными лохмами золотистых волос, спадавшими на васильковые глаза. Свежее лицо, четкая линия губ… Обкусанные до мяса ногти и на руках несколько браслетов из сплетенных полосок сыромятной кожи, которые не снимешь не разрезав. Почему-то именно браслеты подсказали мне, что он пользуется в школе большим успехом, особенно у девочек, к которым относится скорее всего с пренебрежением.
— Рен, это доктор… — Миссис Максвелл взглянула на меня. — Простите, не могли бы вы еще раз назваться?
— Меня зовут доктор Скарпетта, — улыбнулась я смутившемуся Рену.
— Я не болен, — выпалил он.
— Она не такой доктор, — успокоила его мать.
— А какой? — спросил он меня. Любопытство, видимо, пересилило застенчивость.
— Ну, она вроде Люциаса Рэя.
— Он же не доктор, — нахмурился Рен, — а гробовщик.
— Сынок, ляг в кровать, а то простудишься. Доктор Скарлетти, вот вам стул. Я буду внизу.
— Не Скарлетти, а Скарпетта, — буркнул ей в спину Рен.
Он забрался в постель и натянул на себя светло-розовое, цвета жевательной резинки, шерстяное одеяло. За задернутыми шторами с изображением бейсбольной атрибутики угадывались очертания наградных кубков. На сосновых стенах красовались постеры со звездами спорта. Мне был известен только Майкл Джордан: он, как обычно, возносился в прыжке с видом небожителя. Я пододвинула стул к кровати и вдруг почувствовала, какая же я старая.
— А сам ты каким спортом занимаешься? — спросила я.
— Я играю за «Ос», — гордо ответил он, видимо, довольный тем, что из-за моего присутствия сможет лечь попозже.
— За «Ос»?
— Это наша бейсбольная команда младшей лиги. Мы тут всех в округе побили. Как это вы не слыхали про нас?
— Живи я здесь, я обязательно знала бы о вашей команде, Рен. Но я живу в другом месте.
Он разглядывал меня, как будто я была каким-то экзотическим животным в зоопарке.
— Я еще и в баскетбол играю. Могу даже между ногами мяч провести. Спорим, вы так не умеете?
— Ты совершенно прав, не умею. Расскажи мне об Эмили Стайнер, пожалуйста. Вы ведь дружили?
Он уставился на руки, нервно теребившие край одеяла.
— Давно вы друг друга знаете? — продолжала я.
— Ну, виделись иногда. Мы ведь в одной группе молодежного клуба. — Он взглянул на меня. — И еще мы оба в шестом учимся, только в параллельных классах. Я в классе миссис Винтерс.
— Вы с Эмили познакомились сразу, как ее семья сюда переехала?
— Наверно. Они из Калифорнии. Мама говорит, у них бывают землетрясения, потому что люди там не верят в Иисуса.
— Кажется, ты очень нравился Эмили, — сказала я. — Я бы даже сказала, она была здорово в тебя влюблена. Ты знал об этом?
Он кивнул, не поднимая глаз.
— Рен, скажи мне, когда ты видел ее в последний раз?
— В церкви, на собрании.
Ты знал об этом?
Он кивнул, не поднимая глаз.
— Рен, скажи мне, когда ты видел ее в последний раз?
— В церкви, на собрании. Она пришла с гитарой — была ее очередь.
— Какая очередь?
— Ну, выступать. Обычно Оуэн или Фил играют на пианино, но иногда вместо них выходила Эмили. Играла она вообще-то не очень.
— Ты ведь должен был встретиться с ней в церкви до прихода остальных?
Он залился краской и прикусил нижнюю губу.
— Не волнуйся, Рен. Ты ничего плохого не сделал.
— Да, я просил ее прийти пораньше, — тихо произнес он.
— Как она отреагировала?
— Она пообещала, но только чтобы я никому не говорил.
— А зачем тебе надо было, чтобы она дожидалась тебя перед собранием? — допытывалась я.
— Ну, я просто хотел посмотреть, правда ли она придет.
— Для чего?
Рен покраснел еще гуще.
— Не знаю, — едва выдавил он из себя, с трудом сдерживая слезы.
— А что случилось потом?
— Я приехал к церкви на велике — глянуть, там она или нет.
— Во сколько?
— Не знаю. До собрания, наверное, еще час оставался, не меньше, — добавил он. — Она сидела на полу, играла на гитаре — я в окно видал.
— А потом?
— Я уехал, а в пять вернулся с Полом и Уиллом — они вон там живут… — Он показал куда-то в сторону.
— Ты разговаривал с Эмили? — спросила я.
Слезы текли у него по щекам, и он с досадой утирал их рукой.
— Нет, не разговаривал. Она на меня все смотрела, а я прикинулся, что ничего не замечаю. Ну, она и расстроилась. Джек ее даже спросил, что с ней такое.
— Кто такой Джек?
— Наш руководитель, из Андерсоновского колледжа в Монтрите. Такой толстый, с бородой.
— И что она ему ответила?
— Сказала, что, кажется, грипп подхватила. Ну и ушла.
— Сколько еще оставалось до конца собрания?