— У меня свой есть. — Я промокнула глаза.
— Все из-за той ночи, да?
— Может, стоит уточнить, из-за какой именно? Может, для тебя такие ночи дело обычное?
Уэсли пытайся сдержать смех, но ему это не удалось. Несколько минут мы не могли произнести ни слова — он смеялся, а я и плакала, и смеялась одновременно.
Стэн вернулся с напитками, и, прежде чем заговорить снова, я сделала несколько глотков.
— Слушай, — выдавила я наконец, — прости. Я устала, дело — просто кошмар, с Марино мы на ножах, а тут еще Люси попала в беду.
— Да, на твоем месте любой бы заплакал, — согласился Уэсли, видимо, задетый тем, что его в перечень своих несчастий я не включила. Его обида доставила мне какое-то извращенное удовольствие.
— И разумеется, то, что произошло в Северной Каролине, не может меня не беспокоить, — добавила я.
— Ты жалеешь о том, что случилось?
— Что толку теперь говорить — жалею я или нет?
— Меня обрадует, если ты скажешь, что нет.
— Не могу, — ответила я.
— Значит, все-таки жалеешь.
— Нет.
— Так, значит, ты не жалеешь?
— Черт возьми, Бентон, давай оставим эту тему в покое.
— И не подумаю, — заявил он. — Я был там вместе с тобой.
— Что, прости? — Его слова привели меня в замешательство.
— Ночью. Помнишь? Вообще-то было уже раннее утро. То, что произошло, произошло с двумя людьми, не с тобой одной. Я тоже был там. И не только тебя терзали мысли о случившемся. Не хочешь спросить меня — жалею ли я о той ночи?
— Не хочу, — ответила я. — Из нас двоих женат ты один.
— Если это была супружеская измена, ты тоже в ней участвовала. Для этого нужны двое, — повторил он.
— У меня самолет через час. Мне пора.
— Надо было думать, прежде чем начинать этот разговор. Ты не можешь сейчас вот так просто взять и уйти.
— А по-моему, могу.
— Кей? — произнес он, понизив голос и глядя мне в глаза. Его рука, протянувшись через стол, нашла мою.
Ночь я провела в четырехзвездочном «Уиллард интерконтинентал». С Уэсли мы проговорили весь вечер и сошлись на том, что самым лучшим выходом будет избегать повторения случившегося. Следующим утром мы, вместе спустившись на лифте в холл отеля, держались друг с другом сдержанно и предупредительно. Со стороны, наверное, казалось, будто мы едва знакомы, но все же нашли уже общий язык. Мы доехали на такси до аэропорта «Нэшнл» и вылетели в Шарлотт. Там я целый час провела на телефоне в комнате отдыха, разговаривая с Люси.
— Да-да, — уверяла я ее. — Я стараюсь найти кого-то и уже предприняла определенные шаги.
— Я тоже не собираюсь сидеть сложа руки, — повторила она в очередной раз.
— Пожалуйста, постарайся набраться терпения.
— Ну уж нет. Я знаю, кто за всем стоит, и так этого не оставлю.
— О ком ты? — встревоженно спросила я.
— Узнаешь, когда придет время.
— Люси, скажи мне, кого ты имеешь в виду? И за чем он стоит?
— Пока не могу, сперва мне надо кое-что сделать. Ты когда приезжаешь?
— Еще не знаю.
Ты когда приезжаешь?
— Еще не знаю. Позвоню тебе из Эшвилла, как только станет понятно, что к чему.
— Значит, твоей машиной пользоваться можно?
— Да, конечно.
— Она ведь тебе еще минимум пару дней не понадобится?
— Скорее всего да. Что ты все-таки задумала? — спросила я со все возрастающим беспокойством.
— Может, надо будет смотаться в Квонтико. Если я поеду и останусь там на ночь, ты ведь не станешь возражать?
— Не стану, — ответила я, — если ты будешь осторожна. Это единственное, что меня беспокоит.
Мы с Уэсли пересели на легкий самолет местной авиалинии. Разговаривать во время полета было невозможно — слишком шумел винт. Бентон дремал, а я неподвижно сидела с закрытыми глазами. Солнце, светившее в иллюминатор, заливало веки изнутри красным. Мысли мои свободно блуждали, и из потаенных уголков сознания возникали давно, казалось бы, забытые образы.
Я видела отца с неизменным перстнем белого золота на левой руке. Свое обручальное кольцо он потерял на пляже, а на другое у него не хватало денег. Отец не учился в колледже, и перстень был знаком окончания средней школы. Как мне хотелось, чтобы красный камень на нем оказался рубином — тогда мы бы его продали и выбрались из бедности, в которой жили. Я помню свое разочарование, когда отец наконец объяснил мне, что его стоимости не хватило бы даже на несколько галлонов бензина. Что-то в его словах подсказало мне, что он не терял своего обручального кольца, а продал его, когда не осталось другого выхода.
Матери я сказать не могла — это убило бы ее. С тех пор прошло много лет, и она, наверное, все еще хранила тот школьный перстень, если только отца не похоронили вместе с ним. Возможно, так оно и было — я не могла припомнить точно. Отец умер, когда мне исполнилось двенадцать.
Я оказывалась то в одном месте, то в другом, и перед глазами разыгрывались немые сцены — вдруг, ниоткуда, без приглашения, появлялись люди из моего прошлого. Почему, например, мне привиделась пишущая что-то мелом на доске сестра Марта, моя учительница в третьем классе? Или девочка по имени Дженнифер, выходящая из дверей школы в проливной дождь с градом?
Те, кого я знала когда-то, вплывали в этот странный полусон и вновь исчезали, и сердце мое наполнялось грустью, заставившей меня в конце концов очнуться. Уэсли был совсем рядом. Мы слегка соприкасались плечами, и я вся сосредоточилась на ощущении. Я чувствовала, как пахнет ткань его пиджака, нагретая солнцем, вспоминала его изящные руки с тонкими пальцами — их легко было представить порхающими по клавишам пианино, держащими элегантный «Паркер» или подсвеченный пламенем камина бокал бренди.