Люси подошла к огню и уселась на пол. Прислонившись спиной к каменной кладке, она потягивала пиво из бутылки. Из моих вещей она выбрала себе спортивный костюм смелой расцветки, который я надевала в тех редких случаях, когда выбиралась на теннисный корт. Она была босиком, влажные после душа волосы убраны назад. Мне пришло в голову, что, будь мы незнакомы, я бы обязательно обернулась ей вслед, если бы она прошла мимо, и не только из-за лица и красивой фигуры.
В ее походке, манере говорить, в малейшем движении, повороте головы, взгляде чувствовалась какая-то естественность, свобода. Ее присутствие делало все простым и понятным. Возможно, именно из-за этого друзей у нее было немного.
— Люси, — начала я, — помоги мне разобраться во всем.
— Меня подставили, — оборвала она, делая глоток из бутылки.
— Если так, то каким образом?
— Что значит «если»? — Она бросила на меня яростный взгляд. В глазах у нее стояли слезы. — Как ты могла хоть на минуту подумать… А, к черту! Какая разница?
— Я не смогу тебе помочь, если ты не расскажешь мне правду, — ответила я, поднимаясь. Решив, что сейчас у меня тоже кусок в горло не полезет, я подошла к бару и налила себе виски со льдом.
— Давай рассмотрим факты, — предложила я, снова садясь на свое место. — Известно, что во вторник, в три часа ночи, кто-то вошел в ТИК. Был введен твой пин-код, к сканеру был приложен твой палец. Далее система зафиксировала, что этот человек — у которого, напомню, есть твой пин-код и твой палец — залез в кучу разных файлов. Точное время выхода из системы — четыре часа тридцать восемь минут.
— На меня намеренно навели подозрения, — настаивала она.
— Где ты была, когда все произошло?
— Спала. — Она со злостью допила пиво и направилась за другой бутылкой.
Я маленькими глотками потягивала скотч — «Дьюаре Мист» не пьют залпом.
— Утверждают, что иногда твоя кровать пустовала, — негромко сказала я.
— И что? Это никого не касается.
— Ты права, все действительно так. И все же — в ту ночь ты спала в своей постели?
— В чьей постели я сплю, когда и где — дело мое и ничье больше, — отрезала она.
Мы замолчали. Я вспомнила лицо Люси, освещенное пламенем спички в ладонях другой женщины. Я знала, что именно звучало тогда в ее словах. Мне был хорошо знаком язык нежности, и я могла различить, в чьем голосе есть любовь, а в чьем — нет.
— Все же где ты была, когда кто-то пробрался в ТИК? — настаивала я. — Или правильнее будет спросить — с кем?
— Я ведь не спрашиваю тебя, с кем ты.
— Ты бы спросила, если бы это могло вытащить меня из беды.
— Моя личная жизнь здесь ни при чем, — упрямо заявила она.
— Мне кажется, ты боишься не вторжения в твою личную жизнь, а неприятия с моей стороны, — сказала я.
— Не знаю, о чем ты.
— Я видела тебя однажды ночью в зоне отдыха. С подругой.
Она отвернулась.
— Значит, ты за мной еще и шпионишь. — Ее голос задрожал. — Вот только не читай мне проповедей и не говори, что я живу во грехе, — я в такое не верю.
— Люси, я не осуждаю тебя, — заверила я, хотя отчасти это было так. — Просто помоги мне понять.
— Значит, ты все-таки считаешь, что со мной что-то не так, раз тебе надо что-то понимать. Иначе ты бы приняла меня такой, какая я есть, без раздумий.
— Твоя подруга сможет дать показания о том, где ты была в три часа ночи вторника? — спросила я.
— Нет, — ответила она.
— Ясно, — только и сказала я. Приняв ее ответ, я приняла и то, что девочки, которую я когда-то знала, больше нет. Эта Люси была мне совершенно незнакома, и мне оставалось только гадать, что же я сделала не так.
Томительно тянулось время.
— Какие у тебя планы на ближайшее время? — спросила она.
— Какие у тебя планы на ближайшее время? — спросила она.
— На мне дело в Северной Каролине. По-видимому, времени там придется провести немало, — откликнулась я.
— А как же здешний офис?
— Со всем разбирается Филдинг. Утром у меня, кажется, судебное слушание. Надо, кстати, позвонить Роуз, уточнить время.
— Что за дело?
— Убийство.
— Это и так понятно. Можно мне с тобой?
— Если хочешь.
— Или, может, в университет вернуться?
— И что ты там будешь делать? — спросила я.
Она с испугом посмотрела на меня:
— Не знаю. И на чем туда добраться, тоже не знаю.
— Можешь взять мою машину, пока она мне не нужна. Или отправляйся до конца семестра в Майами, а потом поедешь в университет.
Она одним глотком допила оставшееся пиво и поднялась на ноги. В глазах у нее снова блестели слезы.
— Ну же, тетя Кей, признайся. Ты ведь считаешь, что это и вправду я, разве нет?
— Люси, — честно ответила я, — я не знаю, что мне думать. Ты говоришь одно, а факты говорят прямо противоположное.
— Я бы в тебе ни за что не усомнилась. — По ее взгляду было видно, что я разбила ей сердце.
— Знаешь, оставайся у меня до Нового года, — только и сказала я.
11
На скамье подсудимых сидел член наркобанды из северного Ричмонда: темно-синий двубортный костюм, шелковый итальянский галстук завязан идеальным виндзорским узлом, белоснежная рубашка накрахмалена до хруста, лицо чисто выбрито, серьга из уха убрана. Тод Колдуэлл приодел своего подзащитного, поскольку хорошо знал, как сложно присяжным сопротивляться внешнему впечатлению. Я тоже разделяла это убеждение, почему и приобщила к уликам как можно больше цветных фотографий со вскрытия жертвы. Думаю, излишне говорить, что разъезжавший на красном «феррари» Колдуэлл меня недолюбливал.