— Я доктор Скарпетта. — Моей протянутой руки коснулась прохладная мягкая ладонь. — Примите мои искренние соболезнования, миссис Стайнер.
— Доктор Дженретт. Мы общались по телефону.
— Присаживайтесь, пожалуйста, — любезно предложил судья.
Марино сдвинул два стула вместе и, указав ей на один из них, занял другой. На вид миссис Стайнер было лет тридцать пять — сорок. Вся в черном, широкая юбка пониже колен, кофта застегнута на все пуговицы до самого подбородка. Никакого макияжа, из украшений только простое обручальное кольцо. Она походила на старую деву из какого-нибудь миссионерского общества, но чем больше я присматривалась к ней, тем явственнее для меня становилось то, чего не могла скрыть ее пуританская оболочка.
Она была по-настоящему красива — гладкая белая кожа, сочные губы, вьющиеся волосы цвета меда. Классической формы нос, высокие скулы и роскошные формы, прячущиеся под складками ее кошмарного наряда, — все это не могло остаться не замеченным мужской половиной присутствующих. Марино вообще просто глаз с нее не сводил.
— Миссис Стайнер, — начал судья, — я пригласил вас сюда в связи с запросом присутствующих здесь экспертов. Мне хотелось бы, чтобы вы тоже услышали о нем, но прежде всего позвольте мне сказать, как высоко я ценю то, что вы согласились прийти. Несомненно, вы показали пример редкого мужества и достоинства в крайне тяжелых обстоятельствах, и я ни в коей мере не желал бы напрасно усугублять ваши страдания.
— Благодарю вас, сэр, — тихо ответила она. Бледные руки с тонкими, крепко сцепленными пальцами неподвижно лежали на коленях.
— Итак, на фотографиях, сделанных после гибели малышки Эмили, были замечены некоторые детали. Их характер не установлен, и эксперты хотели бы вновь осмотреть тело.
— Как же теперь это сделаешь? — наивно спросила она ровным, приятным голосом. Выговор не был характерен для уроженки Северной Каролины.
— Ну, они предлагают провести эксгумацию, — ответил судья.
Лицо миссис Стайнер выразило не боль, а скорее замешательство. Она с трудом сдерживала подступающие слезы, и у меня сжалось сердце.
— Прежде чем удовлетворить или отклонить этот запрос, — добавил Бэгли, — мне хотелось бы узнать ваше отношение.
— Вы хотите выкопать Эмили из могилы? — Она посмотрела на Дженретта, потом перевела взгляд на меня.
— Да, — ответила я. — Повторный осмотр нужно провести как можно скорее.
— Не понимаю, что такого удастся найти теперь, чего не обнаружили раньше, — произнесла она дрогнувшим голосом.
— Возможно, ничего существенного, — призналась я. — Кое-что, обнаруженное на фотографиях, требуется исследовать подробнее, миссис Стайнер. Есть вероятность, что разгадка этой тайны позволит нам поймать того, кто надругался над Эмили.
— Вы хотите помочь нам схватить подонка, убившего вашу дочь? — спросил судья.
Миссис Стайнер яростно закивала, уже не сдерживая рыданий.
— Только дайте нам шанс, и, клянусь, мы засадим поганого ублюдка, — гневно проговорил Марино.
— Простите, что из-за меня вам придется пройти через новое испытание, — произнес Дженретт. Он, по-видимому, совершенно уверился в своей вине.
— Так мы можем приступать? — Бэгли наклонился вперед, напряженный, будто готовая распрямиться пружина. Чувствовалось, что он, как и все мы, глубоко сопереживает ужасной потере несчастной матери. Судя по участию, с которым он отнесся к ее душевной боли, теперь его отношение к преступникам, пытающимся разжалобить суд и оправдать свои действия рассказами о нелегкой судьбе, станет совершенно иным.
Дениза Стайнер снова кивнула, не в силах произнести ни слова. Марино увел ее из кабинета, заботливо поддерживая. С судьей остались только я и Дженретт.
— До утра не так много времени. Нужно все спланировать, — сказал Бэгли.
— Да, людей понадобится привлечь немало, — согласилась я.
— Какое похоронное бюро все организовывало? — обратился судья к Дженретту.
— «Уилбуре».
— Это то, которое в Блэк-Маунтин?
— Да, ваша честь.
— Имя сотрудника, занимавшегося похоронами девочки? — спросил судья, делая пометки.
— Люциас Рэй.
— А детектив, расследовавший дело?
— Он в больнице.
— Ах да, действительно. — Бэгли поднял глаза к потолку и вздохнул.
Сама не знаю, что заставило меня сразу от судьи поехать туда. Наверное, сыграло роль и то, что я все равно собиралась сделать это, и то, что я злилась на Марино. Больше всего меня почему-то задели его слова о моем «мерседесе» — будто бы он не выдерживает никакого сравнения с «инфинити».
Дело было не в смысле сказанного, а в том, что он намеренно пытался уязвить меня побольнее и вывести из себя. Сейчас я бы не позвала Марино с собой, даже если бы верила в существование лох-несского чудовища, подводных монстров и зомби. Я бы пошла одна, хоть бы он и напрашивался проводить меня, несмотря на то что боялась водяных змей. По правде говоря, все змеи, независимо от размера, вызывали у меня страх.
Еще засветло я добралась до озера Томагавк, решив повторить путь Эмили в ее последний день. Припарковавшись у площадки для пикников, я обвела взглядом берег, пытаясь понять, почему девочка в сгущающихся сумерках пошла именно здесь. Лично меня в детстве страшно пугали речные протоки в окрестностях Майами: в каждом бревне мне чудился аллигатор, а безлюдные берега кишели воображаемыми злодеями. Я вылезла из машины, продолжая размышлять, почему же этот маршрут не страшил Эмили. Возможно, тому, что она предпочла именно его, существовало какое-то объяснение.