Попутно выяснилось, что Герт занимает должность блюстителя веры (инквизитора? палача? шерифа? аналогии в земной истории не было), что на должности этой он недавно, потому что раньше монсеньер был простым герцогом и не мог позволить себе содержать отряд хранителей веры, о котором давно мечтал, ибо то была одна из местных форм сбора церковного налога; но тут умер епископ, преемник не был подготовлен, выбирать нового собрался кантум, три месяца шли дебаты, множились ереси, церковный налог не собирался, и монсеньер — тогда еще герцог — воспользовался случаем, приказал выбрать епископом себя, «дабы спасти страну от гибели», две трети делегатов под прицелами арбалетов его наемников проголосовали «за», треть прокляла монсеньера. Их бросили в подземную тюрьму, после чего послали гонца в Нарвуф, к мессиру, чтобы тот подтвердил, имеет ли выбор силу божеского; но тут монсеньер объявил войну соседнему герцогу, Гирону орт Айсар, и не успели начаться битвы, как загорелся Могучий лес, и замок Айсар сгорел вместе со всеми обитателями, а пепелище отрезало Трит от остального мира. Так что теперь никто не мешает монсеньеру бороться за чистоту веры в стране, вверженной в разгул разбоя и поджогов, заключил Герт свой долгий рассказ.
После чего отдал команду остановиться на ночлег.
Он так и не охрип, чего втайне начал желать Олег. Обычное смутное время, подумал он, непонятно только, откуда эдакое религиозное самоуправство.
— Кстати, — опять заговорил Герт, когда его люди раскинули шатры, расстелили покрывала, и можно было сесть. — Забыл сказать, что я — командор Отряда хранителей веры, а вершителем у нас отец Туринг, познакомишься еще, вот он-то тебе о еретиках порасскажет! Непростой человек, недавно из Нарвуфа, при самом мессире состоял в советниках, да теперь в опале, упомянул, говорят, не вовремя про чудеса за горами. Монсеньер ему верит, как себе.
— Что за человек монсеньер? — зевнув, спросил Олег.
Монсеньер ему верит, как себе.
— Что за человек монсеньер? — зевнув, спросил Олег. — Велик ли замок?
Герт рассказывал долго, пока глаза у Олега не стали слипаться. Монсеньер оказался герцогом главной провинции Трита — орт Трит, замок, большой и совсем недавно построенный, не казался Герту вершиной мастерства строителей, и стоял рядом с городом, маленьким и грязным даже по местным меркам, где ютились несколько сотен семей ремесленников и торговцев.
Заночевали в пепельной степи. Олег спал скверно, как всегда на новом месте, и проснулся раньше всех. Занималось утро — серое, пустынное. Все в его свете казалось бессмысленным, умершим.
Весь этот день Герт рассказывал о еретиках; дорога от этого не стала веселей. Олег посматривал на «хранителей веры» — сегодня, они казались обычными средневековыми парнями, возвращающимися с поля; с кольцами в ушах и шрамами на лицах, они шли, изредка переругиваясь, довольные удачным походом и приближением к кабакам Орт-Трита.
После полудня пепелище кончилось. Огонь остановил заболоченный луг, заросший бледной и жалкой травой. За ним потянулся обычный тритский ландшафт — тусклый, плоский как стол: поля, поля, поля с редкими островками деревьев. Пожар, казалось, уничтожил единственный крупный лес в этой прибрежной стране.
— Потом — это третьего дня, как раз в засаду собрались, — все говорил Герт, когда уже начало темнеть, — взяли еще одного; в городе. Выспрашивал дорогу к Расщепленному Дроту и не ответил на святое приветствие. Я ему, обыкновенно — молись, мол, — а он отказался. Все равно, говорит, мне от тебя не уйти. Из благородных, видно; ну и не ушел.
— Допрашивали его? — спросил Олег тупо.
— Не успели — в тот же день к Дроту отправились. Вот вроде и все, — Герт почесал спину, — потом ты был с Багеном. Про него еще могу рассказать, птица известная. Но вы вместе пришли, да и не тот он человек, чтобы с тобой заодно быть. Фанатик!
— Значит, все? — спросил Олег с облегчением. Интуиция подсказывала, что посланника нет среди перечисленных еретиков; разве что последний, которого взяли в городе…
— Как есть все!
— А давно ты служишь монсеньеру?
— Второй год — с самого возведения в сан.
— А до того?
— Жил как все, — сказал Герт и отвернулся. Видно, ему не хотелось вспоминать те годы.
До самых ворот замка они молчали.
С холма, где стоял замок, Олег бросил взгляд на город. Все так, как описывал Герт. Грязь, скученность; жалкая, не везде даже каменная, стена по периметру.
В замок они прибыли в самое время. Не успел Герт представить Олега, «знаменитейшего химика и дивинатора, повелителя Огня Ольга дир Дрота», как выяснилось, что монсеньер пирует в большом зале вместе с вершителем Отряда хранителей веры и повелевает вновь прибывшему химику явиться, дабы познакомиться и заодно пройти церемонию очищения.
— Вот и превосходно, — обрадовался Герт, услышав все это от распорядителя, — ступай, очищайся, пристраивайся. Я тебя, если надо, найду.
И с этими словами скрылся, распахнув прямо посреди стены потайную дверь.
Олег, держа рюкзак в руках и на ходу придумывая картинку приличествующего Ольгу дир Дроту костюма, поплелся в зал. Монсеньер оказался высоким, мрачным и равнодушным ко всему рыцарем с брюшком; рядом с ним сидел вершитель Отряда, отец Туринг, симпатичный молодой священнослужитель с бледным лицом затворника.