О Великий Космос, подумал Олег, этого только не хватало. Иеронец! Так и до подземной тюрьмы недалеко. Насколько он успел уже разобраться в местных верованиях, смешение их достигло таких масштабов, что не оставалось ни одной безопасной. Но последователи древней — и некогда могучей — веры в пророка Иерона истреблялись с особенным рвением, подогреваемым странной особенностью блуждающих проповедников-иеронцев всегда находиться в оппозиции любой вере — в том числе и официальному культу Иерона, являвшемуся государственной религией в Мерже, — ибо пророк Иерон завещал в одном из темных своих писаний, что лишь готовый стать мучеником может раскрыть души людские и повернуть их на путь искупления, что мученичество — удел лишь праведников, а грешники недостойны страданий и смерти, посылающих им покой и свободу от искупления. Иеронцы были весьма знамениты регулярно устраиваемыми массовыми исповедями и покаяниями, завершавшимися искупительными самосожжениями, после которых многие становились истовыми поклонниками новой веры и как одержимые стремились на костер; религия эта, уничтожающая своих приверженцев, распространением своим напоминала деление одноклеточных. Олег не понимал, что толкает людей в объятия бессмысленной веры, озаряемой лишь смутным предсказанием Иерона о наступлении вечного мира и благоденствия в день, когда число иеронцев превысит число грешников, ибо из уверовавших в пророка никто не в силах умереть, не обратив смертью своей в веру свою хоть одного человека; но, вспоминая земное средневековье, соглашался, что и такое возможно. Сам Олег привык скромно придерживаться религии власть имущих и сторониться больших городов. Мир велик, а человек мал. До сих пор все обходилось.
— Куда же направимся мы, почтенный? — спросил Олег, подавив досаду. — Ведь найти Расщепленный Дрот не поможет теперь и сам святой Сипа!
Старик медленно поднялся и смачно плюнул. Олег опять удивился — вроде бы святого Сипу почитали все; плевок же в Трите считался одним из худших оскорблений.
— Иерон укажет нам верный путь, и ложник Сипа не собьет с него! — провозгласил старик и зашагал вперед, в сторону, откуда пришел Олег. Тот на миг задержался, но, рассудив, что старик знает лучше, пошел следом.
Олег плелся за стариком по нещадно пылившему пеплу и неспешно обдумывал свое невеселое положение.
Что делать шесть месяцев до прихода капсулы? Страна нищая, время средневековое; того и гляди, в драку лезть придется. В монастырь, что ли, податься? Но жгут и монастыри. Даже жаль, что нет полномочий препаратора — здесь есть, что менять. Но — «до встречи с посланником никаких действий», приказ есть приказ.
Даже жаль, что нет полномочий препаратора — здесь есть, что менять. Но — «до встречи с посланником никаких действий», приказ есть приказ. Будет исполнено.
Где, однако же, этот самый посланник? Условия встречи в укромном, а как теперь оказалось, и весьма популярном месте наводили на мысль о проверке; от посланника всего можно было ожидать. А раз так, сообразил Олег, почему я сбросил со счета этого еретика?! Может быть, встреча уже состоялась, и теперь идет контакт? Разве я сам отказался бы от подвернувшегося случая проверить реакцию коллеги на существо чужого мира, прежде чем демонстрировать собственные бездны интеллекта? Э, да он вообще мог не понять, что я — это я! Правда, явиться сюда в виде иеронца… Но кто «их» знает.
Скажу-ка я ему что-нибудь по-нашему, по-земному.
— Стой! Не поворачиваться! — негромко произнес Олег на линкосе первое пришедшее в голову.
Старик остановился и повернулся:
— Что за слова произнес ты, странник? — спросил он. — Если это молитва, какому богу ты молишься? Если это заклинание — то что ты хочешь вызвать на нас?
Олег с неудовольствием отметил, что на месте старика повел бы себя точно так же. Но дело сделано; по крайней мере, он представился.
— Я вспомнил странника, с которым мы исходили пол-Трита. Он любил говорить эти слова в спину разным людям; и все ждал, кто же не обернется. Он верил, что это будет особенный человек, и вместе они дойдут до края света. А одному ему не было туда дороги. Вот я и подумал, почтенный…
— Где сейчас твой знакомый, — прервал его старик, глядя в глаза, — когда вы расстались; как он выглядел?
Олег моргнул трижды. Осел, что теперь делать? Но слова уже сами летели с языка:
— Ты слышал о нем, почтенный?
— Нет, но я знаю многих странных людей. Нелишне узнать и еще об одном. Нас так мало, отмеченных даром видеть насквозь…
— Он не был отмечен этим даром; мы расстались два месяца назад, он пошел своей дорогой, я своей. Где он сейчас, знают лишь всемогущие. Выглядел же он обыкновенно — сутулый, острый нос, круглые глаза, и в них ничего — ни интереса, ни веры. Бездна.
— Ты лжешь. — Глаза старика погасли, он повернулся и зашагал дальше.
— Великий Космос!
Олег не удержался. Так быстро его еще не раскалывали. Старик явно видел насквозь. Да; но посланник он или нет?!
— Ты никогда не видел этого человека; твои заклинания известны тебе одному, — продолжал старик, не оборачиваясь, уверенный, что Олег ловит каждое его слово. — Я знаю, как трудно сказать о знакомом человеке и как легко придумать того, кого никогда не видел. Твори свои заклинания, но не выдавай их за чужие; это не спасет тебя, но погубит других.