— Именно, — подтвердил Богдан.
— Все равно пока ничего не понимаю, — произнес честный гокэ после паузы подлиннее.
— Я тоже. Благодарю вас, завтра мы обязательно созвонимся… ох, во второй половине дня завтра дворцовый пир… в крайнем случае послезавтра… Вы ни в чем не испытываете нужды в нашей стране? — спохватился Богдан: все же он был здесь хозяином, а первый долг хозяина — позаботиться об удобствах гостя.
— Только в информации, но это у меня постоянно, какую страну ни возьми. Все приходится находить самому.
— О, в этом мы с вами схожи…
Когда Богдан спрятал трубку и поглядел на терпеливо стоявших рядом единочаятелей, взгляды их были не слишком дружелюбными. Бек молча хмурился, машинально теребя бороду, а Кай не выдержал:
— Осмелюсь спросить драгоценного преждерожденного, с кем он сейчас беседовал и о чем?
— Долго объяснять, — виновато развел руками Богдан. — Один заморский гокэ, старый знакомый и отчасти коллега. Похоже, мы с ним опять занимаемся одним и тем же делом, только с разных концов.
— Не о хирке ли ты толковал ему, сынок? — тихо спросил бек.
— Да вот похоже, что о хирке, ата, — ответил Богдан.
— Это связано с тем, что произошло с Багом? — озабоченно спросил Кай.
— Хотел бы я знать… — пробормотал Богдан. — Я иду вот и думаю, иду и думаю… Вот сейчас я получил очень ценные сведения. Их тоже надо обдумать… Не обижайтесь, я ничего не скрываю. Я просто думаю.
— Неплохо было бы, если бы ваши раздумья, драг прер, обрели какую-то законченную форму к тому моменту, когда мы ударим в барабан…
«Какой будет шум и срам, какой скандал публичный, когда посреди праздничной толпы мы ударим в Жалобный барабан!» — не сговариваясь, подумали все трое.
С незапамятных времен — века три, а может, и все четыре — стоял на круглом каменном возвышении (по старинке его порой называли лобным местом, или, по-ханьски, тай) посреди Площади Небесного Спокойствия громадный, в два человеческих роста, барабан, а подле него — каменная же подставка с глубоко врезанной в ней надписью «Дун и» — «Продвигать справедливость» — с лежащей поверх тяжкой колотушкой. Это был такой же памятник седой героической старины, как Храм Неба или Грузовозная Река Юньхэ, которую на европейский манер иногда зовут Великим каналом — так вроде бы красивее, но сразу непонятно становится, какова ее государственная работа. Но если в Храме Неба по сию пору происходят молебствия, а по Грузовозной Реке плывут и плывут прогулочные и грузовые сампаны (столько судов и не снилось тем, кто во времена предшествовавших династий начинал строить это рукотворное чудо), то почему, коль возникла крайняя нужда, не прибегнуть еще к одному древнему обычаю, которым никто уж Бог весть сколько времени не пользовался, но который никем не был отменен? Обычаями сильна Поднебесная…
Конечно, можно было бы воспользоваться куда более тихим и куда менее вызывающим правом беспрепонного обращения к императору по личным вопросам, каковое было Богдану даровано после асланiвского дела.
Если бы не праздник, минфа так бы и поступил. Но беспокоить императора в такую ночь… да еще со столь неоформленными, малодоказательными соображениями… Нет, несообразно. А ждать нельзя. Лучше уж срам.
На площади перед вратами Запретного города толпа была еще гуще — если это только можно себе представить. Торопливой троице ечей приходилось буквально протискиваться. А кругом было так радостно, так вольготно и бесхлопотно… Почти никто не обратил на них внимания, когда, чуть запыхавшись, они остановились возле пятиступенной каменной лестницы, ведшей на лобное место. Не хватало духу лезть вверх. Несколько раз все трое переглянулись.
— Вы что-нибудь придумали, драг прер Богдан? — осведомился Кай.
— Кое-что, — смущенно ответил Богдан.
— Мне кажется, вы могли бы рассказать мне хотя бы то же, что знает этот ваш гокэ. Может, и я, в свою очередь, мог бы дать вам те или иные сведения, коими я обладаю по долгу службы, но каковые не считаю существенными, не зная, что именно является существенным в данном случае для вас.
— Речь идет о… — усовестившись, начал было Богдан, но бек сурово прервал его:
— Сказано в суре «Иосиф», аяте тридцать шестом: «Вместе с ним два молодых человека были заключены в темницу, и один из них сказал ему: дай нам истолкование, ибо мы видим по всему, что ты человек добродетельный». Думаю, Баг, в добродетелях которого никто из нас не сомневается, когда мы снова будем вместе, тоже сможет многое рассказать. Время идет. А еще сказано в суре «Пчелы», аяте шестьдесят третьем: «Если бы Аллах захотел наказать людей за их нечестие, то на земле не осталось бы ни единого живого существа». Поэтому не станем держать обид на друзей, когда нам кажется, что они поступают неправильно, ибо и мы сами, когда будем поступать так, как считаем нужным, совсем не обязательно встретим полное понимание у друзей.
И он, негромко, но веско звеня кольчугой из боевых наград, с юношеской легкостью взбежал к барабану и взялся за колотушку. Потянул рукоять одной рукой, потом двумя. Отпустил. Распрямился с тяжелым и несколько удивленным выдохом.
— Никак примерзла…