— Говорите, говорите! — оживилась принцесса.
— Да нет, это же просто смешно, еч Ли… Недалеко от «Зала любимой груши» мы с мин-фа Оуянцевым чуть не столкнулись с двумя преждерожденными. Ни по их одежде, ни по виду судить об их положении было просто невозможно… — И Баг старательно описал, будто составляя членосборный портрет, наружность встреченной парочки. И упомянул о том, как отстранил их с дороги.
— Да, — подняв глаза к потолку, задумчиво проговорила принцесса, — высокий человек по вашему описанию очень походит на моего двоюродного брата Чжу Цинь-гуя… Но он никогда не отличался чванливостью, не требовал какого-то особого отношения к себе или к своему положению. Хотя Цинь-гуй и уверовал недавно в учение Пророка Мухаммада, он остается в полной мере благородным мужем, коему более многих иных человеческих качеств присуща уступчивость-жан… Нет, братец Чжу — он открыт, чрезвычайно верен долгу и довольно прост в общении.
Хотя Цинь-гуй и уверовал недавно в учение Пророка Мухаммада, он остается в полной мере благородным мужем, коему более многих иных человеческих качеств присуща уступчивость-жан… Нет, братец Чжу — он открыт, чрезвычайно верен долгу и довольно прост в общении. — «Даже слишком прост иногда». — Это совершенно на него не похоже… Странно, очень странно… — Казалось, Чжу Ли пребывает в растерянности.
— Да и мне не верится в подобное! — Баг крутил в руках сигары: курить хотелось нестерпимо, но он не смел. — А что… еч Ли, я слышал, Тайюаньский хоу питал большую нежность к своей покойной супруге?
— А, вы про Куан Цюн-ну, еч Баг? Бедняжка!.. — Принцесса горестно вздохнула, легкая тень омрачила ее прекрасное лицо. — Да, все верно: братец Чжу души в ней не чаял. Такие глубокие чувства нечасто встретишь. — Девушка искоса глянула на Бага, и тот с трудом удержался от румянца. — Они были неразлучны, и если бы Небу было угодно, чтобы Цюн-ну повстречалась Цинь-гую на несколько лет раньше и стала бы его первой супругой, то, я думаю, другой жены у него просто не было бы… Но у бедняжки оказалось очень слабое сердце, больное. Вот и вышло, что однажды оно не справилось и — Цюн-ну оставила этот мир… Как это печально…
— Да, действительно. — Баг не знал, что еще сказать.
— Незадолго до ее кончины между Цюн-ну и братцем возникли серьезные разногласия. Я вам расскажу, еч Баг, но… надеюсь, это останется только между нами?
Баг без слов прижал к груди руки и утвердительно закивал. Судья Ди смотрел на него в упор с принцессиных колен.
— Быть может… я так думаю… еще и это ускорило ее печальный конец… — продолжала принцесса, глядя на закрытое окно. — Дело в том, что незадолго до смерти Цюн-ну они стали часто спорить. Братец Чжу считал, что нужно законодательными мерами ограничить проникновение варварской культуры в нашу страну, а Цюн-ну не могла с этим согласиться. Однажды она прибежала ко мне расстроенная, и мы весь вечер проговорили об этом. Бедняжка Цюн-ну была уверена, что человек должен сам выбирать — что ему более по душе, а вот так отгораживаться от мира нельзя ни в коем случае. Во-первых, у варваров придумано немало полезного и удобного, красивого и высокого, а во-вторых, неужели мы так не уверены в своем, чтобы бояться чужого? Ведь верно, еч Баг? — подняла принцесса глаза на ланчжуна.
Баг кивнул. Конечно, верно. Совершенно правильно. Любой в своем праве — что ему выбрать. Каждый может жить по своей сообразности. Если при том не причиняет вреда другим, живущим рядом. Человек свободен… в рамках своего свободного выбора. Кому — утка по-ханбалыкски, а кому — большие прутняки. Точно.
— Это была женщина высоких устремлений и чистейших помыслов, во всем разделявшая заботы супруга, — качнула головой Чжу Ли. — Из тех, о ком в древности составляли отдельные жизнеописания. И, сказать по правде, тогда я была полностью на ее стороне: братец очень уж крутого хотел поворота к тому, что называет незамутненной чистотой совершенномудрых мужей древности. Слишком круто. Разве можно так легко решать за весь народ, тем более — если в твоих руках нешуточная власть?.. А если кому-то нравится то, что постановит удалить Чжу Цинь-гуй, — ведь он перестанет уважать Чжу Цинь-гуя, а вместе с ним — и всю страну… люди не прощают, когда государство лишает их того, что они любят. — Нежный голос принцессы окреп, тон стал решительным; видно было, что эти вопросы мучают ее не первый день. — А потом вдруг братец Цинь-гуй подал новый доклад, его потом обсуждали на собрании глав палат и ведомств в Чжэншитане — Зале выправления дел… Он предложил, напротив, как можно более деятельно распространять среди варваров нашу культуру, и делать это прежде всего через приверженцев Аллаха, благо они в каком-то смысле — одна общность, но в то же время их и в Ордуси, и за ее пределами примерно поровну.
— Нежный голос принцессы окреп, тон стал решительным; видно было, что эти вопросы мучают ее не первый день. — А потом вдруг братец Цинь-гуй подал новый доклад, его потом обсуждали на собрании глав палат и ведомств в Чжэншитане — Зале выправления дел… Он предложил, напротив, как можно более деятельно распространять среди варваров нашу культуру, и делать это прежде всего через приверженцев Аллаха, благо они в каком-то смысле — одна общность, но в то же время их и в Ордуси, и за ее пределами примерно поровну. Батюшка только посмеивался, говорил — молодой, горячий, не знает, как лучше, но помыслы у него самые светлые…
«Заблужденец, — привычно квалифицировал ланчжун и тут же испугался этой мысли: будущий наследник трона — и заблужденец?! — Ой, что-то я не то думаю!»