— Кай говорил, что в первый раз Запретный город производит совершенно неизгладимое впечатление, — задумчиво созерцая каменные солнечные часы, сказал Баг.
— Не думаю, что и во второй раз все это покажется обыденностью, — улыбнулся в ответ минфа. — Знаешь, еч, я невольно стал сравнивать с Ханбалыком нашу Александрию… Наверное, это неуместно, но все же. — Богдан снял очки и достал замшевую тряпочку; принялся протирать стекла. — Александрия — очень красивый город, очень особенный, но рядом с Ханбалыком… — Он замялся, подыскивая слово.
— … Просто маленький, — закончил за него Баг.
— Что? Да, пожалуй. Маленький. И в этом нет ничего для Александрии обидного. — Богдан водрузил очки на место.
— Знаешь, еч, я невольно стал сравнивать с Ханбалыком нашу Александрию… Наверное, это неуместно, но все же. — Богдан снял очки и достал замшевую тряпочку; принялся протирать стекла. — Александрия — очень красивый город, очень особенный, но рядом с Ханбалыком… — Он замялся, подыскивая слово.
— … Просто маленький, — закончил за него Баг.
— Что? Да, пожалуй. Маленький. И в этом нет ничего для Александрии обидного. — Богдан водрузил очки на место. — Ведь Ханбалык — центр всей Ордуси.
— Так и должно быть, — кивнул невозмутимо Баг. — Ну что, пойдем дальше? Эй, хвостатый преждерожденный, выходи давай.
«Где-то ведь здесь и принцесса, вот где-то в этой громадине, в этом городе посреди города, быть может, совсем недалеко», — расслабленно думал ланчжун.
Они обогнули очередной терем и оказались в маленьком дворике перед небольшими, уединенно стоящими покоями: «Зал любимой груши» — так значилось на доске над входом. Резная дверь была приоткрыта. За дверью глаз ничего не мог различить — темно. И кругом — ни одного человека.
— Надо же… — вздохнул Богдан. — Все же какой Запретный город громадный! Можно ходить весь день, а то и больше, и найти вот такое запустелое жилье.
— Да, ты прав, — отвечал Баг, вглядываясь в темноту, — тут действительно никто не обитает. — Он подошел поближе к окружающей терем узкой галерее. — И кажется, давно. — Ланчжун указал на мелкий мусор: пожухлые листочки, обрывок бумаги, грязные потеки, привольно расположившиеся на выкрашенном в темно-красный цвет полу галереи. Взошел, преодолев одним шагом низкие три ступеньки, на скрипнувшие слегка доски. — Я, пожалуй, первый, кто за долгое время тут оставит следы.
— Ладно, еч, пойдем. — Богдан оглянулся. — Нехорошо совать свой нос куда попало. Ведь мы в гостях.
— Да, конечно. — Баг спустился было с галереи, но сидевший до этого спокойно в середине двора Судья Ди вдруг рыжей стремительной молнией метнулся мимо него и, взмахнув на прощание хвостом, канул в темноте за дверью. — Э, браток! Ты куда это? Давай назад!
Однако хвостатый человекоохранитель на зов не явился. Напарники переглянулись.
— Зря ты спустил кота с поводка, еч, — сказал наконец Богдан. — Что теперь?
— Да кто ж знал-то. Ведь он так прилично себя вел! — В досаде Баг хлопнул себя поводком по ноге. — Ну вот что, еч. Надо его оттуда достать. Все же он — животное. И хотя даже мелкие твари должны замирать от почтения при виде обиталища Сына Неба… как бы ему не пришло в его дурацкую голову чего-нибудь… э-э-э… несообразного. Вдруг он не замер от почтения.
— Ну да, — трагическим голосом пробормотал Богдан. — Может, наоборот, замер. Где-нибудь в углу. Только не от почтения. Ой, нехорошо-то как!..
— Войдем. — Баг решительно шагнул к двери и потянул ее на себя. Дверь легко, с еле слышным скрипом поддалась. — Эй, пустая трата пива! Где ты там?
Взорам друзей открылось обширное помещение, скупо освещаемое лишь узкими полосками зимнего света, струившимися в щели плотно закрытых окон; задняя часть скрыта ширмами, одна в стылой паутине; у стен — три или четыре резных кресла с мягкой обивкой; между двумя из них — лаковый сундук-ларь, на котором в беспорядке лежат какие-то бумаги… Все здесь пребывало в запустении.
Ясно было, что в помещение это давно уж не ступала нога человека, не говоря о руках уборщиков: на всем лежал отчетливо различимый слой пыли, а около окон — нанесенный ветрами сор.
— Однако… — удивленно протянул вошедший первым Баг, разглядывая свиток на левой стене: время и небрежение так сильно поработали над шелком, что лишь по сохранившейся в верхнем углу надписи ланчжун определил, что картина когда-то изображала известную красавицу ханьской древности Си Ши, любующуюся пионами. Собственно, от Си Ши остался один силуэт — правда, и в таких прискорбных обстоятельствах не лишенный удивительной изящности. А может, виноват был еще и царивший тут сумрак.
— Стой! — Ланчжун рукой задержал Богдана. — Тихо. Слышишь что-нибудь?
Богдан прислушался. Но в комнате, дальний конец которой был отгорожен ширмами, стояла плотная тишина. Минфа зябко дернул плечами: отчего-то в этом помещении ему сделалось зябко. Уличный мороз был нипочем, а тут…
— Ничего не слышу.
— Эй… Кот-кот-кот… — почему-то понизив голос, позвал осторожно Баг. И тоже поежился. — Как-то промозгло здесь.
Ни звука в ответ.
— Замечательно. Дивно. — Честный человекоохранитель огорченно вздохнул. — Вот тебе и пожалуйста: фувэйбин называется.