И тут до них донесся чей-то быстро приближающийся громкий раздраженный голос:
— … О чем тут говорить! Все норовит удрать из дворца, ведет себя как несмышленая школьница! Один ветер в голове. Нет-нет, ее удел — выйти замуж в интересах государства, укрепить узами брака связи с иными странами. А не скакать по крышам в каком-то захолустье. А она что? Кого хочу — того люблю! Чем хочу — тем занимаюсь!.. — И тут, как раз на очередном углу внутренней стены, Баг с Богданом чуть-чуть не столкнулись с двумя преждерожденными, явственно ханьцами по крови: высоким, молодым, в свободном простом зимнем халате и без шапки, на красивом бледном лице жирной чертой выделялись широкие черные усы; и пожилым, очень толстым, с жидкой короткой бороденкой, одетым в длинную соболью шубу, из-под которой не было видно ног. Увлеченные беседой, они вывернули прямо на напарников, и шедшему впереди ланчжуну пришлось сделать шаг в сторону, прижавшись к самой стенке, чтобы высокий не налетел на него. — Не наше это все, не наше! Влияние… — автоматически произнес еще несколько слов высокий, вздрогнув от неожиданности, и, умолкнув, остановился.
«Скакать по крышам?.. Что-то в этом есть удивительно знакомое…» — пронеслось в голове у Бага.
«Как странно».. — подумал Богдан, — простая одежда: ни нашивок на груди, ни поясов официальных, ни шапок… Хоть одежда и не красит человека, однако же помогает судить о его положении…»
— Прошу простить, драгоценный преждерожденный, — учтиво, но сдержанно кивнул Багу высокий. — Мы были неловки. Уповаю на ваше снисхождение, — кивнул он Богдану, и толстый тоже закивал, соглашаясь: да-да, мы премного виноваты, но смотрел при этом внимательно, настороженно, даже оценивающе.
— Все в порядке, драгоценные преждерожденные, — поторопился ответить улыбнувшийся минфа. — Мы тоже были неосторожны. Всего доброго. — И потянул нетерпеливо за рукав Бага: пойдем же, еч!
Проход был узок, и Баг, мельком взглянув, не испачкался ли о стену новенький халат, непроизвольно сделал рукой отстраняющее движение:
— Позвольте, драгоценный преждерожденный.
От нежданного прикосновения Бага тот вновь вздрогнул всем телом, глубокое недоумение отразилось на его лице; молодой бросил ищущий взгляд на своего спутника, однако же сделал шаг в сторону.
— Какие-то они странные… — пробормотал, отходя, поглощенный своими мыслями Баг. — В обители вечного постоянства так горячиться… Таких сюда вообще пускать не должно!
Богдан оглянулся: высокий и толстый все так же стояли в проходе между домами и смотрели им вслед. «Слышали», — понял минфа.
Богдан и Баг
Ханбалык, посольство Французской республики,
23-й день первого месяца, вторница,
вторая половина дня
Богдан уже немного нервничал — до воздухолета, которым должны были прилететь Фирузе с Ангелиною и тесть, оставалось каких-то два часа, а до вокзала путь неблизкий. Но долг — превыше всего, тем паче ежели ты человек не простой, а государственный…
Впрочем, посол — средних лет чернокожий француз из Сенегала — принял его без промедления.
По заморскому обычаю обменявшись с ним коротким рукопожатием (что порою нравилось Богдану в сухих варварских ритуалах, так это их кратковременность и некое безразличие к собеседнику; варвары вечно спешат, и, когда в подобное состояние попадает настоящий ордусянин, эти, в общем-то чуждые, обычаи бывают просто спасительны), Богдан сразу перешел к делу. Он коротко, не вдаваясь в подробности, изложил послу его суть и еще более скупо обрисовал суть своего решения и его мотивы.
Когда минфа закончил, посол некоторое время молчал, глядя на Богдана как-то странно. Потом вздохнул.
— Надеюсь, вы поймете меня правильно и не истолкуете мои слова в каком-либо обидном смысле, но, хотя я работаю в вашей стране уже довольно долго, время от времени ордусская логика кажется мне совершенно отличной от нормальной, — наконец произнес он.
— В этом нет ничего удивительного, — чуть пожал плечами Богдан. — Вообще говоря, каждому человеку нормальной кажется лишь его собственная логика, а любая чужая, будь это даже самый близкий человек, — подчас повергает в изумление. Чтобы смягчить это свойство человеческой натуры, и существуют сообразные ритуалы.
— Вот именно! — веско согласился посол. — Только мы называем это необходимыми формальностями. Вы ведь не знаете даже их имен — ни преступников, ни жертв?
— Нет.
— И не удосужились посмотреть документы нападавших?
— У паломников спрашивать документы? — Брови Богдана от изумления на миг поднялись выше дужек очков; впрочем, он тут же совладал с собою. — Это было бы верхом бестактности.
— В момент конфликта они были не паломниками, а преступниками, по нашим понятиям.
— Мы не разнимаем человека на части по его сиюминутным проявлениям.
— А если они на самом деле не паломники?
— А кто? — снова удивился Богдан. Посол опять вздохнул.
— Вот это-то и любопытно… — Помолчал. — Что же, — сказал он довольно уныло, — мне остается лишь поблагодарить господина срединного помощника За то, что он в зародыше разрешил конфликт, который мог подвергнуть опасности воздухолет со всеми его пассажирами и экипажем, и принести извинения за действия лиц, которые, судя по их словам, являются подданными Франции.
Если нам удастся их найти, мы постараемся, чтобы указанные лица предстали перед судом с соблюдением всех норм права.
— Я уверен, что человеконарушители в данный момент уже находятся на пути к ближайшей от Улумуци территории Франции, — столь же корректно ответствовал минфа. — Вы легко можете снестись с властями Улумуци и выяснить все детали.