Люди Канасии, рассыпавшись по комнатам, вязали дворцовую утварь в узлы из бесценных варнарайских шелков. Люди Нана сначала стеснялись, но потом бросились наверстывать упущенное. Инспектор не препятствовал разорению: то, что не ухватят сегодня охранники, завтра растащит народ. Нан не собирался нарушать обычаев и охранять хрупкую красоту дворца от народного гнева: да разбуженный Кархтаром Нижний Город и не потерпит такого нарушения своих прав… Завтра, завтра дорвется народ до золотого века в саду опального чиновника, оборвет золотую листву с капителей, зажарит ручных барасинг в наивной надежде, что мясо их слаще телятины, а, главное, приносит удачу, чин и богатство.
А наместник, без свиты и без охраны, сидел в женских покоях. Давешний мальчик, примостившись на резной скамеечке у его ног, читал монотонные стихи Айринны.
Наместник завороженно слушал, — не стихи, а тихий шорох начинающегося погрома, и на звук раздвигаемой занавеси даже не повернул головы.
— Я вас ждал много раньше, господин инспектор.
Нан, не спрашиваясь, уселся в кресло напротив.
— Кто вам сказал об аресте Ишмика и посланных вами людей?
— Добрые люди видели вашу лодку на канале и доложили мне.
— Добрые люди на канале или добрые люди в моей управе?
— Зачем мне вам рассказывать о добрых людях, господин инспектор? Я лучше расскажу вам об Ишмике: ведь он у меня не благотворительными делами заведовал…
Наместник щелкнул пальцами. Мальчик зашевелился в углу комнаты, подошел к низенькому, выточенному из яшмы винному столику и поднес Вашхогу глубокую, горбоносую чашку с вином. Другую чашку мальчик с поклоном предложил Нану. Нан помотал головой. «Вот кофе бы я сейчас выпил», — неожиданно всплыл во рту утренний вкус.
Наместник пил маленькими глотками, слегка причмокивая, явно наслаждаясь наступившей тишиной.
— Не правда ли, забавно, — наконец сказал он, опростав чашку. — Первый раз решил позаботиться о благе народном, но, видно, этого чиновникам не суждено.
— Что вы имеете в виду под народным благом? — осведомился Нан.
— Горцев я имею в виду, господин инспектор, горцев.
— Это вместе с которыми вы разграбили западные деревни, и послали головы крестьян императору?
— Бросьте! Там любой областной начальник награбил больше, чем все войска Маанари. И до смерти довел — тоже больше. Ведь чиновник — ненасытен, а горцы никогда не грабили больше, чем могут съесть.
— Вы продались врагам империи.
— Именно продался, — засмеялся наместник, — потому что во всех торговых сделках всегда был неудачлив, как крот! Продался! Император платит своим чиновникам лучше, чем горцы. Император дает им воровать, а горцы зарывают их живьем в землю. Всех. Рано или поздно.
— Не вижу тогда логики в ваших поступках.
— Логика вам пригодится, когда будете ловить мелких воришек, а не наместника.
— Вас обидел император? Отказал в чине?
— Отказал в просьбе. Три года назад шесть тысяч человек ушло в столицу — строить новый дворец. Они ушли, и мы не смогли вовремя починить каналы.
Всех. Рано или поздно.
— Не вижу тогда логики в ваших поступках.
— Логика вам пригодится, когда будете ловить мелких воришек, а не наместника.
— Вас обидел император? Отказал в чине?
— Отказал в просьбе. Три года назад шесть тысяч человек ушло в столицу — строить новый дворец. Они ушли, и мы не смогли вовремя починить каналы. Два года назад император потребовал десять тысяч человек — помните, ему захотелось наказать реку, в которой он едва не утонул на охоте? Велел, чтоб отныне в ней не могла утонуть даже курица — и за лето десять тысяч человек разобрали реку на бесполезные каналы и превратили земли под столицей в болото. Невиданный и оригинальный проект. Когда каналы строят, чтоб заболачивать землю, а не поливать, — это ли не символ царствования? А в Харайне каналы вновь не были очищены от ила, и урожай был ниже. А в этом году на стройку императорском дворца и прочистку столичных озер ушло еще десять тысяч человек, и везде, где проходили суда с мрамором для государева дворца, были разрушены дамбы, и император в третий раз отказал мне в просьбе о сокращении их числа, а господин Мнадес с нарочным объяснил мне, насколько мои просьбы не угодили императору. Эти десять тысяч вернулись на две недели позже, чем начался сев. Вы понимаете, что такое — вернуться на две недели позже, чем начался сев? Вы понимаете, что такое — заиленные каналы?
Какой горец может ограбить Харайн больше государя? Сколько бы ни отнял Маанари зерна — ему и в голову никогда не придет отнять у земли ее силу. На площадях провозглашают, что воля императора заставляет расти рис, но любой чиновник знает, что воля императора способна лишь сгубить урожай.
В этом году урожай будет лишь на храмовых и государственных землях, которые я велел прочищать любой ценой. Я надеялся, что паводок будет обилен, но вышло наоборот. Это значит, что крестьяне мало соберут со своих полей, и в столицу полетят доносы. Я буду отозван, и вероятно, судим. Господин Мнадес выговаривает мне за жалобы, дядя норовит стушеваться, а араван Нарай, уж верно, показал вам доносы о разорении храмовых убежищ. Крестьянам выдадут хлеб из государственных запасов, и они будут благодарить императора, который снабдил их хлебом, отнятым в соседней провинции как раз для таком случая. А моя голова будет торчать из земли у аллеи Приятных Прогулок, пока не порастет травкой, для торжества правосудия.