Тогда из?за чего убили судью?
Из?за встречи наместника с араваном. Наместник сказал, что судья арестовал мятежников по его приказу; араван сказал, что судья арестовал мятежников по его приказу. Да, покойник, что называется, «играл в сто полей сразу на двух сторонах». Что заставило судью, десять лет принадлежавшего душой и телом наместнику, перекинуться к аравану? Или, наоборот, сделать вид, что перекинулся? С чем это связано? С поведением Айцара? С горцами? С желтым монастырем?
Нан вздохнул. По правде говоря, покойник играл в той же манере, что и сам столичный инспектор.
По правде говоря, покойник играл в той же манере, что и сам столичный инспектор. Ибо нынешнее назначение было для Нана скорее катастрофой, чем возвышением. Отлучка из столицы ломала все его планы и вынуждала открыто стать на сторону одной из враждующих партий, в то время как Нан доселе извлекал двойную выгоду из покровительства обеих. Судьба посмеялась, пожаловав высший, девятый ранг чиновной иерархии и одновременно поставив инспектора в положение, ненавидимое им больше всего, — в положение человека, которому нечего терять.
Ладно! Покойный судья — не инспектор Нан! Покойный судья, судя по всему, был такого же рода человек, как и его секретарь Бахадн. Про таких говорят: плясать не умеет, а говорит, что пол кривой…
Да. Распри в столице. Распри в провинции. Распри меж друзей народа. Распри в монастыре. Наместник посылает ко двору, вместо голов горцев, головы вейских крестьян. Араван Нарай изъясняется теми же словами, что и бунтовщики и дарит им свои книги с дарственной печатью… Впрочем, насчет книги все как раз непросто. На первый взгляд, книга была так нужна Кархтару, что он осмелился послать за ней в охраняемый дом. Нужно?то нужна, но зачем? Большей частью эта публика книг не читает. Кладут на грудь для излеченья от чахотки, крутят из листов талисманы, варят с кореньями, гадают. Но читать — не читают… Нан был уверен, что Кархтару понадобилась не сама книга, а дарственная печать, квадратная и зеленая, как поле, сохраняющая магическую связь с владельцем печати. А зачем им печать? Сварить книгу с печатью вместе с мясом и раздать, как причастие. Или — вырезать печать, проткнуть иголкой, бросить в огонь, и пожелать того же предавшему их чиновнику?
Может быть, сектантов приказал арестовать араван. А может — наместник. Может, освободили их разбойники. А может — переодетые люди наместника…
— Дэвид!
Нан поднял голову. Перед ним вновь стоял Келли. В одной руке он сжимал маленький стальной шарик, а в другой.
— Вы были правы, Дэвид, — шарик действительно смазан ядовитым местным алкалоидом. Барнс, — это наш химик, — говорит — диметиламида лизергиновой кислоты. А как это называется на вейском…
— Барнс может спросить у Ллевелина. Тот сам сказал, что интересуется местными ядами и наркотиками.
— В последний раз встреча Барнса с Ллевелином протекала так: Барнс принес в комнату Ллевелина банку с пауками?треножниками и стал пауков выпускать, а Ллевелин его за этим застукал и погнался за ним с ножом для чистки ананасов.
Келли помолчал и продолжил:
— Я думаю, нам надо разделить сферы влияния. Вам — заниматься подозреваемыми из чиновников, а мне — монастырем. У вас и так под подозрением фактически самые влиятельные люди провинции, и все трое не очень?то любят друг друга.
— Ну, — сказал Нан, — когда люди не любят друг друга, это хорошо. Это сильно помогает следствию. Впрочем, я и в монастыре особой любви не заметил.
— Да.
— Ллевелин мне сказал, что Ир в ваших сварах не виноват.
— Ллевелин врал, — ответил Келли. — Послушайте, Нан, если бы мы тут передрались из?за того, кто чьей зубной щеткой пользуется, это бы куда ни шло! Но ведь дело в том, что по крайней мере половина ученых ссорится по поводу того, что нужно для Веи, а что не нужно. Есть двое, которым на Вею наплевать, потому что у них очень твердые идеи насчет того, что полезно и что вредно для Земли. А что значит убежденность, если человек не готов пойти ради нее на преступление. Во что бы мы ни вломились со своей аппаратурой и своим образом мыслей — мы вломились во что?то очень серьезное и очень не свое. Поверьте мне, Дэвид! Когда эта толпа оказалась в монастыре, я уверился на миг, что это Ир натравил ее.
Келли махнул рукой.
Поверьте мне, Дэвид! Когда эта толпа оказалась в монастыре, я уверился на миг, что это Ир натравил ее.
Келли махнул рукой.
— У нас есть десяток подозреваемых, — повторил он, — и кто?то из этих подозреваемых — уже не человек. Вы понимаете это, Нан? Он ходил между нами, смеется, ест маринованные грибки, подписывает указы, если он чиновник и читает распечатку, если он из монахов, — и в это время он не человек, а куколка с бабочкой внутри. Кто знает, зачем он это сделал? Чтобы переделать мир? Чтобы пожелать Меллерту пересоленного супа? Ах, если бы я мог верить в то, что Ллевелин сказал о пересоленном супе! Если бы я мог быть уверен, что Ллевелин сказал это не затем, чтобы запорошить нам глаза! И мы должны найти не?человека, Нан. Мы должны не раскрыть преступление, мы должны предотвратить его.
— И кого же вы подозреваете?